А потом были укусы — в ноги и над одной из его почек. Это были сильные, почти бесстрастные удары, и он забился в конвульсиях, охваченный болью. Он визжал и катался, пробовал бежать. Но его ноги отказали — подколенные сухожилия были подрезаны. Потом снова появились уколы в шею. Его подняли за загривок, подняли над землёй, и он чувствовал острые зубы, пронзающие его кожу. Вначале он боролся, хватался руками за гравий, но его усилия принесли только ещё больше боли, потому что плоть на его шее была разорвана сильнее.
Он сдался. Он пассивно свисал из пасти самки хазмапортетеса, голова и отказавшие ноги волочились по неровной земле, а мысли блуждали. Он больше не слышал вопли своей стаи. Теперь он был один — наедине с болью и пугающим запахом собственной крови, и с равномерным неутомимым шумом шагов самки хазмапортетеса.
Возможно, он на какое-то время потерял сознание.
Его бросили на землю. Он упал мягко, но все его раны отозвались острой болью. Мяукнув, он опёрся на землю. Она была покрыта щебнем, как то место, откуда он попал сюда, но была покрыта шерстью и воняла хазмапортетесами.
И сейчас вокруг него начали бегать, слегка подпрыгивая, маленькие тени, чёрные на чёрном, быстрые и немного неуклюжие. Он ощущал прикосновения усов к своей шерсти, слабое пощипывание на своих лодыжках и запястьях. Это были щенки хазмапортетеса. Он вызывающе завопил и вслепую погрозил кулаком. Ему удалось попасть по чему-то небольшому и тёплому, сбив его с ног; раздалось скуление.
Послышалось короткое резкое рявканье: это была мать-хазмапортетес. Во внезапно наступившей панике он попробовал ползти.
Щенки взволнованно тявкали, когда закончили свою короткую погоню. И теперь последовали серьёзные укусы, рвущие его спину, ягодицы и живот. Он перекатился на спину, поджав ноги к груди и махая ими в воздухе. Но щенки были быстрыми, яростными и упорными; вскоре один из них запустил зубы в его щёку и дёрнулся всем своим маленьким весом, чтобы разорвать ему лицо.
Мать снова рявкнула, разгоняя щенков. Слоник снова попробовал бежать. Щенки снова поймали его и нанесли дюжину маленьких мучительных ран.
Если бы он не был нужен для её щенков, самка хазмапортетеса быстро убила бы Слоника. Она давала им шанс преследовать добычу и валить её. Когда они станут постарше, они сумеют прикончить добычу самостоятельно, разрывая её на куски; позже она ещё будет отпускать некоторую часть своей добычи почти невредимой, позволяя щенкам закончить охоту. Это было своего рода обучение путём предоставления возможности. Этот стиль обучения был не более человеческим, чем то, что имело место у человекообразных обезьян: это было врождённое поведение, появившееся в ходе эволюции у этого умного плотоядного вида, которое позволяло молодым животным приобрести навыки, нужные им при охоте в одиночку.
И пока проходил урок, Слоник был ещё в сознании — искра ужаса и страстного желания, похороненная в истерзанном куске плоти, крови и хряща. Самый смелый из щенков даже поедал язык, который свисал с его сломанной челюсти.
Но щенки были слишком молоды, чтобы в одиночку покончить со Слоником.
Наконец, в дело вступила мать. Когда её большие челюсти сомкнулись вокруг его черепа — что он ощущал как уколы острых зубов по окружности своего скальпа, словно терновый венец — последним, что услышал Слоник, было то отдалённое раскатистое рычание.
Когда настало утро, все знали, что Слоника унёс хищник.
Капо не мог оторвать взгляда от разбросанного, усыпанного шерстью участка гравия, где Слоник ещё какое-то время боролся, от линии окровавленных следов лап, уже высохших до бурого цвета, которые вели куда-то вдаль. Он чувствовал смутное сожаление из-за потери Слоника. Его очень расстраивало, что он никогда больше не увидит вновь этого нескладного юнца с его неловкими, неуклюжими попытками обыскивать, с его неопытными движениями, когда он пробовал понять, как извлекать мякоть из ореха масличной пальмы.
Но прежде, чем закончиться день, лишь мать Слоника будет его помнить. А когда, в свою очередь, умрёт и она, не останется совсем ничего говорящего о том, что он когда-либо существовал, и он скроется в той беспросветной тьме, которая поглотила всех его предков, всех до единого.
Слоник заплатил цену за выживание стаи. Капо чувствовал холодное облегчение. Без колебаний, даже не исполняя своей «следуй-за-мной» демонстрации, Капо двинулся вниз по склону и вышел на соляную равнину.