Люди видели, что приближается ударная волна, но не могли услышать её, и, разумеется, не могли убежать от неё. Их лишь охватывало пламя, и они исчезали, словно сосновые иглы в костре. Это было только начало.
Солдаты в космических костюмах вытолкали Джоан из заполненного дымом бара и из гостиницы на свежий воздух. Её уложили на носилки, которые везли бегом. Вокруг неё бушевала буря движения: бежали люди, мчались автомобили, под ней летело асфальтовое шоссе, а в оранжевом небе кружили вертолёты.
Вот они втолкнули её в задние двери фургона. Скорая помощь? «Раз, два, три, подняли!» Носилки скользнули внутрь машины, вдоль своего рода узкой койки. На стенах находилось незнакомое оборудование, ничего не пищало и не жужжало, ничего не напоминало оборудование в медицинских диагностических центрах, где ей как-то приходилось работать.
Она помахала рукой в воздухе.
— Алиса.
Алиса схватила её за руку.
— Я здесь, Джоан.
— Я похожа на амфибию, Алиса. Я плаваю в крови и моче, но вдыхаю воздух культуры. Ни одно, ни другое…
Над ней маячило вытянутое лицо Алисы — растерянное и испуганное.
— Что? О чём ты сейчас говорила?
— Сколько времени?
— Джоан, следи за дыханием. Верь мне, я прошла через это; тебе это очень пригодится.
— Сейчас день или ночь? Я потеряла нить. Не могу сказать по небу.
— У меня часы сломались. Думаю, ночь.
Кто-то работал над её ногами — срезал одежду? Машина скорой помощи дёрнулась и поехала; ей был слышен отдалённый вопль сирены, словно в тумане потерялось какое-то животное. Всё, что ей было видно — голая, однотонно окрашенная крыша машины, те непонятные части оборудования и узкое лицо Алисы.
— Послушай, Алиса.
— Я здесь.
— Я никогда не рассказывала тебе настоящую историю моей семьи.
— Джоан…
Она сердито сказала:
— Если я не смогу сделать этого, расскажи моей дочери, откуда она родом.
Алиса сдержанно кивнула.
— Вы попали в Америку в качестве рабов.
— Мой прадед проследил историю. Мы прибыли из места, которое в наше время является Намибией, недалеко от Виндхука. Мы были из народа сан, который они назвали «бушменами». Нас почти истребили банту, а в колониальную эпоху нас убивали как паразитов. Но мы сохранили определённую культурную идентичность.
— Джоан…
— Алиса, исследования частоты встречаемости генов показывают, что женская линия ДНК среди женщин народности сан разнообразнее, чем где-либо ещё на Земле. Смысл этого в том, что гены сан существовали в Южной Африке намного дольше, чем любые гены где-либо в другом месте на Земле. Люди, происходящие от сан — самые близкие к прямой линии потомков, происходящих от нашей общей бабушки, от нашей митохондриальной Евы…
Алиса спокойно кивала.
— Понимаю. Поэтому твой ребёнок — один из самых молодых людей на планете — и он же самый старый, — Алиса взяла её за руку. — Обещаю, что расскажу ей.
Сейчас боль нахлынула волнами. Она ощущала себя так, словно её разум тускнел, и боролась за возможность продолжать мыслить.
— Знаешь, нормальные человеческие роды, по статистике, с большей степенью вероятности происходят ночью. Древняя особенность приматов. Также это нужно, чтобы твой ребёнок оказался в безопасности в твоём гнезде на верхушке дерева.
— Джоан…
— Дай мне говорить, чёрт подери. Разговор заставляет боль отступить.
— Препараты заставляют боль отступить.
— Оу! А в этот раз ощущается по-другому. В этом долбаном фургоне есть акушерка?
— Они все квалифицированные медработники. Тебе нечего бояться.
— Думаю, что моя дочка очень сильно хочет увидеть внутренности этой потрёпанной скорой помощи.
— Твои уроки закончились. Дыши. Тужься.
Она начала дышать неглубоко и часто: «уф, уф, уф…»
Алиса продолжала смотреть туда, где всё происходило.
— У тебя всё прекрасно получается.
— Даже если у меня таз австралопитецина.
— В тебе и вправду так много дерьма, Джоан Юзеб.
— Боюсь, что уже нет.
— Она идёт. Она идёт, — сказала Алиса.
Кости черепа ребёнка и швы между ними были мягкими и могли деформироваться под давлением, когда протискивались через родовые пути. И она могла выдерживать отсутствие кислорода до момента рождения.
Эти последние мгновения были временем самых разительных физических изменений из всех, которым она подвергнется за всю свою жизнь, вплоть до самой смерти. Но тело ребёнка было переполнено естественными опиатами и анальгетиками. Она совсем не ощущала настоящей боли — было лишь продолжение долгого сна, начавшегося в матке, из которого постепенно сгустилось её «я», её самосознание.