Если взглянуть на это с позиции послелюдей, то общительность этих рапторов всего лишь сделала их слишком успешными в роли хищников. Численность крупных травоядных устойчиво снижалась.
Но это было плохо также и для рапторов. И потому однажды возник своего рода симбиоз между слоноподобными и мыше-рапторами. Мыше-рапторы научились защищать стада тупоголовых слоноподобных людей. Их присутствие могло держать на почтительном расстоянии прочих хищников. Своим поведением и сигналами они умели предупреждать слоноподобных о других опасностях вроде пожаров. Они даже умели водить их к воде и на хорошие пастбища.
Всё, о на что рапторы рассчитывали взамен — только лишь получить свою долю мяса.
Слоноподобные пассивно приняли всё это. У них не было никакого выбора. И в течение достаточно долгого времени отбор работал над обликом слоноподобных, приспосабливая их к новым условиям. Если рапторы отгоняли от тебя других хищников, то зачем быть быстрым? А если они думали за тебя, то зачем быть умным?
Пока тела этих людей наращивали массу, их мозги усыхали, сбрасывая с себя бремя мышления. Они походили на домашних кур, чьи мозги были принесены в жертву, чтобы кишки были длиннее, а пищеварительная система работала эффективнее. Всё было не так уж и плохо, если привыкнуть к этому. Под бессознательным руководством мыше-рапторов их численность даже увеличилась. Всё было не так уж и плохо, если просто отвернуться, когда будут забивать твою мать, сестру или ребёнка.
Не такая уж это и плохая жизнь — быть домашним скотом у грызунов.
Свет в небе начал меркнуть. Поэтому Память нашла другие заросли акаций и осторожно забралась на ветки самого высокого дерева. Это нужно было сделать. По крайней мере, она оказалась над землёй.
Когда свет угас, появились звёзды — но небо было переполнено ими.
Сейчас Солнце во время своих бесконечных странствий по Галактике проходило сквозь сгусток межзвёздной пыли и газа, сгусток достаточно большой, чтобы простираться на целые световые годы. Человеческие астрономы видели начало этого процесса. Это был край гигантского газового пузыря, раздутого древним взрывом сверхновой звезды, а в его сердце находилась область, где рождались звёзды. И потому новое небо было великолепным, полным ярких, горячих новых звёзд.
Но не было на Земле никого, кто мог бы понять хоть что-то из этого. Память провела бессонную ночь, слушая визги, мурлыканье и рёв хищников, пока по небу плыли безымянные созвездия.
III
Первые несколько сотен астероидов, которые открыли астрономы, обращались в своём упорядоченном поясе между Марсом и Юпитером, на большом, и от того безопасном расстоянии от Земли. Эти космические камни были просто диковинкой — ничем, кроме теоретического вызова для тех, кто изучает происхождение Солнечной системы.
А когда был обнаружен Эрос, все испытали настоящий шок.
Было обнаружено, что Эрос заходил внутрь орбиты Марса — фактически, на своём минимальном расстоянии от Земли он подходил к ней ближе, чем на четверть от кратчайшего расстояния между Марсом и Землёй. Позже было обнаружено ещё больше астероидов, которые пересекали орбиту Земли, что делало их кандидатами на возможное столкновение с планетой.
Про Эрос, этого первого шельмеца, не забывали никогда. Пока люди уделяли внимание таким вещам, астероид стал своего рода немым героем среди себе подобных — он был известен лучше, чем любой другой астероид.
В начале двадцать первого века Эрос стал целью для первого космического зонда, который должен был стать искусственным спутником астероида. Зонд назывался NEAR (Near Earth Asteroid Rendezvous). В конце миссии зонд должен был мягко сесть на древний грунт астероида. Те первые астрономы дали своему астероиду романтичное название — имя древнегреческого бога любви. Ходило много разговоров о том, как зонд NEAR «поцеловал» объект своего назначения, и пресса вполне предсказуемо смаковала этот момент из-за того, что контакт произошел совсем незадолго до дня Святого Валентина.