Трое пали, один остался.
Четвертый и последний полицейский развернулся со своим дробовиком, но Селены уже не было там, где она стояла всего несколько секунд назад. В мгновение ока она оказалась ближе, чем он ожидал, менее чем в футе от него. Она схватила ствол пушки с удивительной силой, и полицейский в панике сжал курок.
Дробовик выстрелил, разнося Селин ребра.
«Черт!» — подумала она, морщась от внезапного взрыва боли в ее животе. Пули доставляли чертовскую боль, так же как и всегда.
Она закрыла глаза, и боль прошла сквозь неё. Нагретый ствол оружия обжёг ей ладонь, но она не отпустила дробовик.
«Идиотка!» — подумала она сердито, бичуя себя за беспечность, — «Я была слишком самоуверенной ... небрежной».
Полицейский, застыв стоял на другом конце дробовика, возможно парализованный чудовищностью сделанного им, как он думал. Он ахнул, когда глаза Селены распахнулись. Больше не каштановые, теперь они горели жутким синим огнем. Клыки слоновой кости блестели между ее губ.
«В следующий раз, попробуй ультрафиолетовые патроны», — подумала обозленная вампирша. Это повергло полицейского в смятение. Поскольку её правый кулак был сжат вокруг ствола оружия, она ударила полицейского ужасным левым хуком, так что чуть не отбила ему голову. Он рухнул на снег, присоединившись к своим товарищам в забытье. Селена не теряла ни секунды, жалея его: «Тебе просто повезло, что я не убиваю людей».
Мучительный стон Майкла напомнил ей о том, что действительно было поставлено на карту. Отбросив дробовик в снег, она прыгнула в воздух, после чего приземлилась так мягко, как снежинка, рядом с раненным молодым американцем. Сухой снег захрустел под ней, когда она опустилась на колени рядом с ним. «Я здесь, Майкл».
Она сразу увидела, что он был в плохом состоянии. Он перевернулся на спину. Его футболка была разодрана в клочья, обнажая изрешечённое пулями тело. Кровь была размазана повсюду, но она насчитала, по меньшей мере, десять пулевых ранений, а то и больше. Сонин кулон висел на цепочке на шее — крестообразный символ, символизирующий бессчётные века горя и жертв. Глаза Майкла были стеклянными и смотрели в никуда. Она даже не могла сказать наверняка, знал ли он, что она была здесь. Его дыхание перешло в неровные вздохи. Приложив руку к его горлу, она едва могла прощупать его пульс. Его веки тревожно опустились. Кровь сочилась из уголка рта, свидетельствуя о внутреннем кровотечении.
«Он умирает», — поняла она. На мгновение она перенеслась обратно в ту грозовую ночь шестьсот лет назад, когда она опустилась на колени на мокрой соломе рядом с телом ее отца. Тогда она была не в силах сохранить жизни тех, о ком заботилась. Теперь Селене казалось, будто она переживала этот кошмар вновь.
Кроме... она больше не дрожащая, беззащитная девушка, которой была когда-то. Теперь она была совсем другой Селеной, с возможностями, о которых она, младшая, не могла и мечтать. «Я не врач», — думала она, с мрачной решимостью, — «но я знаю, что нужно Майклу». В последний раз он был на пороге смерти, после того как Крэйвен расстрелял его нитратом серебра, укуса Селены было достаточно, чтобы спасти его. На этот раз требовалось обратное.
Поднеся руку ко рту, она укусила своё запястье. Кровь потекла из разорванных вен, и она поднесла рану к губам Майкла. На насущный вкус ее крови его глаза открылись, делаясь ясными и более внимательными, чем раньше. Но когда осознание того, что он делает, дошло до него, он отвернулся, отвергая спасение, которое она предлагала. Селена ощутила странную боль отказа. Его отталкивала её кровь, или он просто не хотел отнимать её собственную силу? Малиновые капли падали ему на щёку, но он повернул голову, чтобы держать их подальше от своего рта.
Она призвала его принять ее жертву.
«Майкл, пей».
«Нет ...» — настаивал он, поворачивая голову в сторону.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
«Майкл, ты умрёшь».
Он услышал ее голос, словно издалека. «Селена?» — по-прежнему не было и следа эмоций в ее голосе, но он каким-то образом почувствовал, как много это значило для нее. Она вернулась к нему, разве нет? Это было главное. Она бы не предлагала ему свою кровь, если бы не хотела...
«Я не могу бросить её».
Его рот вновь нашел ее запястье, и он начал пить. Ее кровь была такой холодной, как горный ручей и столь же бодрящей. Сначала он осторожно лакал рану, но всепоглощающая жажда быстро одолела его. Он неистово высасывал, глотая ее драгоценную кровь так быстро, как только мог проглотить. Впервые за эти часы, он почувствовал, что грызущая пустота внутри него уменьшилась. Это было то, чего он жаждал всё это время, даже если и не понимал этого. Его язык жадно исследовал открытую рану. Он не мог насытиться ею.