В течение XIX века культура его далеко шагнула в сторону ее интенсификации. Низменности Ломбардии были пересечены густой сетью каналов и канав и обращены в рисовые поля; склоны возвышенностей были усеяны виноградниками и садами; каждое поле было обсажено тутовыми деревьями. Обзор лишь в редких случаях превышал 300 шагов. Даже пехота могла двигаться вне дорог лишь с трудом, а кавалерия и артиллерия встречали почти непреодолимые трудности.
В войне 1859 года впервые сказался новый фактор в ведении военных действий — железные дороги[30]. В половине XIX столетия железнодорожное строительство развивалось в Европе полным ходом; однако мощность железнодорожного транспорта была еще невелика, и железные дороги Италии еще не только не были связаны с железными дорогами Австрии и Франции, но и не слились в одну общую сеть. К постройке туннелей через Альпы еще не приступали; крайняя станция пьемонтских железных дорог, Суза, отделялась от связанной с Францией савойской узкоколейки тремя большими переходами, с тяжелым перевалом через Мон-Сенис, а от французской широкой колеи у Гренобля — четырьмя переходами с перевалом через Мон-Женевр. Основная австрийская магистраль к Триесту отделялась от ломбардо-венецианских железных дорог разрывом в три перехода, между станциями Набрезина и Казарса; этот разрыв объяснялся, с одной стороны, недостаточным вниманием австрийского генерального штаба к вопросам железнодорожного строительства, а с другой стороны — происками Франции, облегчавшимися тем обстоятельством, что собственником австрийских железных дорог являлся французский капитал, возражавший против расходов на большие мосты через реки Тальяменто и Изонцо. На тирольском направлении имелся Бреннерский перевал, представлявший разрыв в 4 перехода между Инсбруком и Боценом; при этом к Инсбруку по рельсовому пути можно было попасть из Австрии лишь кружным путем через Саксонию и Баварию, а новый участок Верона — Боцен допускал работу лишь тремя парами поездов. В самом Милане имелся разрыв: его железнодорожные станции, принимавшие поезда с запада и востока, не были связаны между собой передаточной веткой.
Водные пути дополняли железнодорожное сообщение. Господство на море французского флота предоставляло в распоряжение Наполеона III короткий морской путь из Mapселя и Тулона в Геную, гавань Пьемонта, и Ливорно, гавань Тосканы. Но австрийцам, ввиду появления французских военных судов в Адриатическом море, пришлось с началом войны отказаться от морских перевозок между Триестом и Венецией, восполнявших в мирное время разрыв в рельсовых путях. Река По, связанная несколькими судоходными каналами и притоками, представляла прекрасный речной путь, прорезавший Ломбардию.
Австрийские крепости Павия и Пьяченца запирали плавание по р. По; знаменитый четырехугольник австрийских крепостей — Мантуя, Пескьера, Верона, Леньяго — заграждал узкое пространство между оз. Гарда и р. По. Важнейшими крепостями Сардинии, долженствовавшими обеспечить фланги оперативного развертывания сардинской армии за реками По и Танаро, являлись Александрия и Казале.
Богатство театра войны, ограниченный размер действующих армий, обилие магазинов в крепостях и крупных городах, и в особенности переоценка железных дорог, привели обе враждующие стороны к решению — ограничить до крайней степени колесный обоз. К чему пользоваться для снабжения грунтовыми дорогами, когда техника выдвинула могучие рельсовые пути? Недостаточно было учтено, что железные дороги пересекали многочисленные притоки р. По, и разрушенные железнодорожные мосты могли надолго задержать восстановление движения. И недостаточно было учтено, что политические цели, выдвинутые войной, крайне затрудняли использование местных средств. Франция и Сардиния, выступавшие как освободительницы от австрийского ига, не могли допустить производства реквизиций у итальянского населения; расчет на восстание последнего против австрийцев играл крупную роль. Что касается до австрийской армии, то последняя находилась под угрозой общего восстания в Ломбардии и Венеции, и должна была отказаться от всего, что раздражало местное население; австрийцы допускали производство реквизиций лишь в тылу, путем совместных действий военной и гражданской администрации.
Австрия могла опираться лишь на сочувствие духовенства и католически настроенной части населения Ломбардии; большинство господствующих классов и особенно рабочий класс обнаруживали активную враждебность. В начале войны австрийское командование для борьбы с революционным движением в тылу армии выделило сильную дивизию Урбана; она не была приурочена к каким-либо стоянкам, а долженствовала немедленно появляться в каждом районе, где вспыхнут открытые выступления населения, и беспощадно их ликвидировать[31].