За несколько лет работы в Уське Сидорцев убедился, что медвежий праздник для местных жителей — почти то же, что новогодние торжества для русского человека. К празднику готовятся тщательно и загодя, приглашают родичей из других селений, тренируют собак, готовят пальму́ — рогатину. Сама охота длится долго, чтобы растянуть удовольствие. На первоначальное выслеживание медведя посылают молодого охотника.
Сейчас выбор пал на Тончи Батума — старосту школы, лучшего ученика Сидорцевых. И вместе с ним попросили отправиться учителя и проводника Покто — эвенк не сразу понял, почему.
По дороге Тончи объяснил: для орочей медведь не только промысловый зверь, дающий охотникам сочное мясо, топкий жир и теплую шкуру, но и божество. Хозяин животного мира тайги. Так, во всяком случае, говорит шаман Будэнгери́. И лучше постараться сделать так, чтобы убил медведя не орочский охотник, а кто-то другой. Чужеземец, на худой конец — человек из другого селения. Тогда медведь не обидится на орочей. Сидорцев уже знал об этом обычае и потому с готовностью — к неудовольствию жены — согласился участвовать в начальном выслеживании зверя. Знал об уловках, к которым прибегают лесные люди, чтобы выдать за убийцу медведя кого-то другого, а не себя. Даже в том случае, когда охотник завалит медведя в одиночку, и некому, кроме него, освежевать добычу, он поступает с хитринкой: начиная орудовать ножом, прихватывает вместе с черенком тесака и лапу своей собаки. Сделав два-три движения, отпускает собачью лапу. Ибо считает, что медведь уже введен в заблуждение и теперь охотник может спокойно разделывать тушу.
Бродили по тайге Тончи, Сидорцев и Покто всего полдня и мальчишка нашел следы, а по ним и берлогу. Возле берлоги Тончи лег на землю и принялся ее слушать, прижался ухом к снегу. Сообщил, что медведь ворочается. Достал нож и на ближайшем дереве сделал зарубку. Затем они не спеша возвратились в поселок.
Все дальнейшее Сикау Покто воспринял не только как медвежий праздник, но и как свою свадьбу с Любой Тактамунка. Несколько недель, пролетевших после выслеживания, были наполнены в Уське суетливым поджиданием гостей из поселка Дата, а также из маленьких орочских селений по течениям речек Содолинго и Аделами; приготовлением всяких вкусных кушаний — в количествах, приведших эвенка в восторг. Готовили в чанах талу́ — строганину из добытой Покто красной рыбы, а также из тайменей. Готовили соленые носовые хрящи лососей — большое лакомство, предназначенное только для мужчин-охотников, ибо душа промыслового животного, как были убеждены орочи, живет у него в носу. Готовили таксу́ — разварную в жиру рыбу, мелко сеченную, затем снова залитую рыбьим жиром пополам с сушеными ягодами и в таком виде охлажденную в берестяных посудинах. Готовили соленую икру. Готовили мясо с ног лося, а также его печень, почки, сердце, глаза и головной мозг. В особые деревянные тарелочки помещали костный мозг — это лакомство сберегалось для почетных гостей.
Помимо того, готовили студни: из мездры лосиной кожи, из рыбьей кожи и икры. Студни сдобряли листьями черемши и клубнями сараны — дикой лилии. Готовили лепешки из ягод черемухи, брусники и голубики.
Все это делали женщины, но Люба не принимала участия в стряпне — она строила юрту для себя и Сикау Покто. Эвенк благородно рвался помочь женщине, но Сидорцев качал отрицательно головой.
— Не надо. Нельзя.
Юрту Тактамунка поставила на окраине поселка, почти в самой тайге, что примыкала к Уське, на маленьком пригорке. Родственники Любы вырыли здесь ямы для кольев. Затем женщина обтянула колья корой бархатного дерева, корой, сохраняющей прохладу летом и тепло зимой, постелила на пол, на сухую хвою, медвежьи шкуры, сложила очаг. На полки поместила приданое: берестяную и деревянную посуду, кожемялку, скребки для обработки шкур. Возле юрты род Тактамунка расположил полукругом подарки — несколько клеток с лисами и таежными птицами, чтобы молодым не было скучно.
Когда таким образом уют был наведен, Люба развела огонь в очаге, да так ловко, что ароматный дымок тонкой сизой струйкой устремился точно в отверстие в потолке юрты, закурила трубку и уселась на шкуры рядом с выходом — место в глубине предназначалось для мужа. Покто вошел в юрту и увидел, что здесь тепло и приятно, что жена уже шьет ему качу́и — зимний халат из лосиной замши.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Окрепли морозы, стал Тумнин, и по звонкому льду съехались в Уську многочисленные гости медвежьего праздника. Тут и подоспела настоящая охота.