Нужно было не высмеивать его затею, с горечью думал Доихара, а спешно, мобилизовав лучших исследователей, этнографов и полиграфическую базу империи, создавать новые взрывчатые книги, отождествляющие японцев с коренным населением Дальнего Востока, всеми этими чукчами и удэгейцами, нивхами и эвенками, нанайцами и орочами. Следовало воспитывать из них послушных рабов, мы же предпочли сделать их врагами.
Теперь наступает время пожинать плоды.
Мысли эти показались генералу смутно знакомыми. Он напряг память, силясь доискаться в ней — где же, от кого слышал он нечто похожее. Память не подсказала.
Он вздохнул и снова склонился над сводкой оперативных новостей с германского театра военных действий, присылаемых ему, одному из высших офицеров Японии, в одном экземпляре союзным посольством. Вчитался в скупые строчки, где мелькало труднопроизносимое варварское слово «Курск».
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Передышка кончилась так же внезапно, как началась.
4 июля усилилась канонада, на рассвете небо посветлело не на востоке, а на западе, налилось краснотой, как перед непогодой. В расположение батальона из штаба прибыл мотоциклист с пакетом, вручил его командиру. Иван Шевцов надорвал пакет, схватил суть одним взглядом.
— Ротных и взводных ко мне!
В шалаше собрались командиры рот и взводов, парторг и комсорг батальона. На ящике из-под снарядов, служившем капитану столом, расстелена полевая карта. Сам Шевцов нетерпеливо меряет шагами утлое пространство меж стенами шалаша, из которых при каждом близком взрыве сыплется подсохшая хвойная зелень. Радость во взгляде командира.
— Рубеж нашей обороны — вот здесь, — загорелый шевцовский палец уткнулся в карту. — Проверить готовность каждой машины, каждого экипажа. Идем через тридцать минут. Тактика предстоящего боя.
Играют мускулы под тугой гимнастеркой Шевцова.
Его нетерпение передается другим. И — прочь сонное, обманчивое спокойствие леса. Испуганно взмывают от рева моторов с верхушек деревьев птицы, сизый дым вырывается из выхлопных труб, теплотой наливается броня. Поднявшись во весь свой богатырский рост над головным танком, Шевцов вскидывает руку и кричит в переговорное устройство:
— Делай, как я!
Его Т-34 с ходу форсирует скорость, рвет траками зеленую землю лесного холма и почти прыжком покидает укрытие. В прорезь прибора наблюдения Тончи видит, как машина командира круто забирает вправо, вдоль реки, и командует своему водителю:
— За головным.
Батальон движется в общем направлении на железнодорожную станцию, отмеченную на карте Шевцова.
Именно в этот час на КП нашей 13-й армии генерала Пухова привели пленного немецкого сапера. Он показал, что немецкие войска готовы к наступлению и оно начнется завтра — 5 июля, в три часа утра.
Данные советской воздушной и других разведок, показания «языков» и пленных пересеклись — три часа утра.
В два двадцать грохот огласил ночь на дальних подступах к Орлу: опережая врага, изготовившегося к внезапной атаке, вступила в дело советская артиллерия. Поднялись в небо сотни штурмовых самолетов и бомбардировщиков, устремились на боевые германские порядки огненные трассы реактивных снарядов.
Началась великая Курская битва.
И началась по нашему сценарию.
Обескураженные и подавленные огнем, немцы не смогли точно в срок начать свое наступление, в три часа утра им пришлось не атаковать, а спешно зарываться в землю. Скрупулезно отрежиссированный на местности план операции «Цитадель» срывался. Из оперативной глубины врага поднимались, выдвигались к оговоренному приказом месту прорыва части второго эшелона — а первый был еще на месте. Разлаживался механизм наступления, столь высоко ценимый германской военной наукой, нарушался порядок — основа основ, одновременность и согласованность действий частей.
Только в пять утра смогла оторваться от взлетных полос вражеская авиация и одновременно был открыт огонь по оборонительной линии нашего Центрального фронта. В половине шестого потрепанные, но достаточно сильные пехотные и танковые части врага пошли вперед.
Поныри 5 июля несколько раз переходили из рук в руки.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Батальон капитана Шевцова, стоявший весь грохочущий день в новой засаде в нескольких километрах от боя, с минуты на минуту ждал приказа вступить в дело. Но приказ 5 июля так и не поступил. Командир распорядился и ночью не покидать машин. Ужинали консервами и доставленным из роты управления горячим чаем в термосах. Шевцов то и дело запрашивал по рации: