— Суровая зима, — сокрушенно покачал в первом ряду головой мастер Вадим.
— Если учесть все обстоятельства, не зависящие от нас, то пять процентов — еще хороший итог.
— Словом, управление работало не так плохо, как можно? — спросил из президиума Пекшин.
— Люблю юмор, товарищ Пекшин. Но я вышел сюда не шутить. В чем Неверов видит причины наших общих упущений? Вот одна из причин, цитирую его, — порочная организация труда, которую якобы насаждает Соболев. Учти, Неверов, будешь отвечать за каждое слово! Порочная организация, как выясняется, не совсем четкая система заполнения нарядов на некоторых объектах. Так? А кто заставлял бригадиров, к числу которых ты относишься, ежедневно проводить в жизнь порочную систему? Кто-нибудь слышал от меня указания на этот счет?
Соболев обвел взглядом зал.
— Ну, комсомольцы, скажите!
— Ох, Неверов, Неверов, — вздохнул в президиуме Сухорадо. — Клеветой все это пахнет, нехорошо, не по-комсомольски…
— Ясное дело, клевета! — вскочил Вадим. — Если и есть где беспорядок — мы сами на местах виноваты, нечего с больной головы…
— Какой непорядок, слушай? — подошел к сцене клуба Геля Бельды. — Бригадир русским языком сказал — на стройке все поставлено с ног на голову. Ты на голове ходить умеешь?
— Неверовский дружок, — сообщил Сухорадо в сторону Пекшина и постучал карандашом по графину. — Тебе, Бельды, никто слова еще не давал! Прошу не перебивать выступающего. Распустились мы, товарищи… Продолжайте, Дмитрий Илларионович.
— Получается, милые мои, что в так называемой порочной организации труда виноват сам Неверов в первую очередь…
— Дмитрий Илларионович, одну минуту, — остановил начальника СУ смуглый паренек в президиуме. — Сначала вы сами выдвинули Неверова, назначили его бригадиром. Стоило заговорить о бедах стройки — вы его чуть ли не в преступники записали.
— Откуда у вас такие сведения о выдвижении, молодой человек… не знаю, как вас величать?
Сухорадо прикрыл губы ладонью и сообщил в сторону трибуны:
— Соколов, крайком комсомола…
— Странные у вас сведения, товарищ Соколов, Уж не знаю, кто вас информирует. Конечно, резкость моих суждений допускает предложенное вами толкование, но вынужден разочаровать уважаемое собрание и лично вас: в преступники, как вы выразились, он сам себя записал. Вот полюбуйтесь на его творчество…
Соболев достал из внутреннего кармана и передал по рукам президиума желтую сложенную вчетверо бумажку.
— Спасибо, что я вовремя накрыл Неверова и воровство осталось на бумаге. Подробности появления фальшивого наряда готов объяснить, если проявите свойственное молодости любопытство…
С задних рядов зашумевшего зала к сцене начал пробираться Бузулук.
— Можно мне слово?
— На наряде и ваша подпись, Степан Дмитриевич, — укоризненно заметил Соболев. — Постыдитесь…
Пекшин поднял голову от желтой бумажки:
— Наряд действительно… заслуживает изучения. Неверов, документ подлинный?
— Подлинный, но…
— Вот тебе и «но»! — снова вскочил Вадим. — По-моему, товарищи, все ясно! В протокол, в протокол занести!
Соболев, потеряв интерес к дальнейшему, сошел с трибуны. Да и планерка в конторе намечалась. Он уже ругал себя, что ввязался в перепалку с юной сменой. С эмоциями надо кончать.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Петру Сухорадо показалось совершенно неуместным, что после ухода Соболева разговор на отчетно-выборном продолжился в том же, предложенным Неверовым и подхваченном Дмитрием Илларионовичем духе: не о комсомольских делах, а о стройке.
Оказывается, он должен помимо всего (наглядная агитация — раз, взносы — два, самодеятельность — три, а кинопередвижка? Целую неделю, на зависть другим стройкам, крутили «Свадьбу с приданым» — шутки?) еще заниматься и соревнованием, и жильем. Трое новеньких девчат не нашли другого места, чтобы рассказать со слезой о своих мытарствах в поисках частной квартиры. При чем здесь, спрашивается, секретарь комитета комсомола, не полезет же он на Соболева с кулаками, тому виднее — строить общежития или нет?