В июньской жаре разомлела тайга, просушилась. А река, не в пример, стала полноводнее от подтаявших в Сихотэ-Алине снегов, и это мешало Легостаеву, шум потока убаюкивал его в укрытии, в полдни клонило в сон.
Через неделю проплыли вниз на плоскодонках рыбаки из Ольгохты, пристали к Шаман-камню, слазили к пиктограммам. Никто из рыбаков к провалу не подошел.
И снова потянулись томительные дни, напоенные солнечным дождем (так называл лейтенант про себя дрожащую сетку света, проникающую сквозь кроны к подножьям), плеском воды, пряным духом древесной коры, комариным пеньем.
Лейтенанту Легостаеву не было еще тридцати, он подчеркнуто проявлял служебную строгость, но давалась она с трудом: Валерий Викентьевич Легостаев был женствен характером и еще с училища тайно писал стихи. Про таких, как он, — невысоких, гибких в талии, молочно белокожих, с яблочным румянцем на щеках, легких в походке — хотелось сказать: тонкая кость. Но стоило лейтенанту, как теперь, сбросить китель, и обнаруживалась так удивившая Тольку Бобрикова при первом знакомстве заботливо развитая мускулатура.
Прошли еще недели, а едомый комарьем и обожженный немилосердным солнцем белокожий лейтенант все опасался разводить по вечерам костерок. Снял запрет только с папирос. Геля Бельды притащил для развлечения снасть. Леску с тремя поводками и свинцовым грузилом — закидушку. Держать ее в руках не было необходимости, Легостаев наматывал конец лесы на гибкую ветку орешника, искоса поглядывал — не пружинит ли.
Краткий июльский ливень заставил его перенести укрытие глубже в чашу, под навес двух намертво сросшихся елок. Дождь стучал и шелестел над головой, скатывался прочь с густой хвои, как с крыши.
Лейтенант поглядывал сквозь капли на тропку, указанную Гелей Бельды, поджидал нанайца — сегодня условленный день. Уже не верилось, что засада даст толк. Надо будет оставить ненадолго Гелю за себя, а самому смотаться в Эворон, на телефонную станцию…
Ливень быстро прекратился, и Легостаев уловил наконец звук осторожных шагов. Отклонил мокрую ветку. Это был не Бельды. По тропе пробирался высокий сутулый человек — лейтенант сразу его узнал.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Он решил не торопиться, вполне могло оказаться и так, что начальник стройки явился вовсе не к тайнику, мало ли причин, чтобы в субботний день размяться в тайге. Охотится?
И Соболев не спешил, присел на прибрежный валун.
На нем были высокие болотные сапоги, намокшая на спине и пятнисто потемневшая штормовка. Ружья, однако, не наблюдалось. Лишь на плече болтался пустой рюкзак. Передохнув, Соболев забрел по колено в воду, поднялся против течения шагов десять и вытащил из камышей маленькую берестяную лодку-оморочку.
«Гнать меня надо, — с досадой подумал Легостаев и расстегнул на всякий случай кобуру. — Мегрэ паршивый, месяц комаров питал, а лодку прошляпил…»
Соболев выволок корму оморочки на береговую гальку, выпростал со дна короткие весла, укрепил в веревочных уключинах. Нарезал на берегу охотничьим ножом сосновых веток, побросал хвою в лодку, умял. И только после этого подошел к тайнику.
Легостаев уже стоял шагах в десяти позади него с пистолетом в руке. Едва Соболев воткнул в почву нож, и, присев, взялся за камень, прикрывающий провал в скале, лейтенант негромко кашлянул.
Дмитрий Илларионович вздрогнул и оглянулся. Лицо его было бело, но в целом спокойно, вопреки ожиданиям лейтенанта. И нож уже блестел в руке. Эта автоматическая быстрота, с которой начальник СУ, обязанный в общем-то испугаться или, по крайней мере, растеряться, овладел ножом, лучше всяких доказательств убедили Легостаева, что перед ним тот самый человек, ради которого его послали к Шаман-камню.
Они смотрели друг на друга как будто недоверчиво, для обоих встреча была негаданной, даже для Легостаева — кого угодно ожидал увидеть у тайника, но Соболева? Тот, очевидно, должным образом оценив замешательство человека, которого он всегда принимал за милиционера, выпрямился и, улыбнувшись, направился к нему.
— Бросьте нож, — попросил Легостаев.
— Да ты что, милый мой, не узнаешь?
— Нож, — сказал лейтенант и положил руку с пистолетом на плечо.
— Шутник, — покачал головой Соболев. — Шутник ты, Легостаев. Погоны свои не бережешь. За кого меня принял? Держи, — и он швырнул тесак черенком вперед к ногам лейтенанта.