Трудно остановить пожар в тайге, одному человеку это не под силу.
Не только молнии зажигают пожар — случается, и сам человек…
В новом городе весть о беде подняла на ноги строителей и рабочих оловорудного комбината. Ветер уже доносил дым, с холмов увидели — огонь идет на город.
Был субботний день, многие с рассветом отправились в тайгу, кто по ягоды, кто с удочкой. Болтался на приколе у пляжа милицейский глиссер, сам же хозяин судна как на грех запропастился. Неверов со своими ребятами метался по общежитиям, собирал комсомольский десант на окапывание очага пожара.
Но из Комсомольска позвонили Пекшину — остановить самодеятельность, ждать инструкторов. Уже стартовала эскадрилья самолетов пожарной охраны с парашютистами на борту, взяла курс на Эворон.
На вырубку выскочили из чащи косули — две взрослые и пятнистый козленок.
Суматоха в новом городе, топот на улицах и крики…
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Нестерпимый жар, охвативший голову — вспыхнули волосы, привел Легостаева в чувство. Он застонал, рванулся и пополз от огня к Силинке. До нее, слава богу, оказалось недалеко. Напрягся и скатился по рваному откосу в теплую уже воду. Но плыть сил недостало, повис на валуне одного из порогов. Почувствовал — задыхается. Едкий дым стлался над рекой. Снова потерял сознание.
Очнулся много позже на прохладной земле.
Вроде бы вечер наступил.
Кто-то жарко дышащий прикладывал влажную ткань к его голове. Разлепил веки: узкоглазое, все в копоти, лицо склонилось над ним.
— Это я, Геля! Слышите меня?
— Бель-ды?
— Я самый! Бельды! Думал — конец вам, Валерий Викентьевич, совсем испугался…
— Где это мы?
— Уже дома, однако. Километров пять, не больше. Сейчас я вас дальше…
Легостаев затряс черной головой.
— Отставить. Нельзя, Геля, я останусь здесь…
— Что вы такое говорите, Валерий Викентьевич!
— Надо тебе торопиться, Геля. Быстро беги, как ветер… Молчи! Скажешь — Соболев это.
— Пожар?
— И пожар. Соболева задержать надо. Запомни телефон…
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Но его уже не было в Эвороне.
За час до возвращения Бельды поднялся в воздух рейсовый вертолет в Комсомольск. Из отделения милиции, куда прибежал нанаец, связались с аэропортом. Ответно встревоженный голосок Тани Куликовой сообщил: да, начальник стройуправления зарегистрирован на рейс. Вертолет уже совершил посадку в порту назначения.
ВМЕСТО ЭПИЛОГА
Вместо — потому, что его нет.
Есть тонкое облако, взвешенное слоями осеннего воздуха меж снежных вершин, и прохладная тень его над долиной-халдоми.
Есть светлого рисунка дома на уступах сопок, дома, прижавшиеся к теплым стволам сосен.
Скала есть над рекой, и на ней — весточка из далекого прошлого, рисованное на темном камне письмо к нам: пасется в лесу доверчивый лось, плывет человек по реке, и озаряет его лучистое солнце…
Есть пока и мохнатая по пояс, но сухая в вершине пихта на обрыве, сразу за горелым кедровником, и течение подмывает обрыв, лижет корни усталого дерева. Вот склонилось оно, далеко разнесся по тайге вздох вывороченной земли, и пихта рухнула в воду, легла вершиной на тот берег.
Споткнувшись о неожиданную преграду, взволновалась река. Взметнулись по ней, как беспорядочные волны, рыбьи спины. Пихта запрудила древнюю дорогу кете, пришедшей сюда, к своим истокам, на нерест.
Когда подоспели люди со стройки, по обеим сторонам Силинки уже серебрились кромки земли, искрилась мокрая крона, сплошь усеянная заплутавшей в хвое рыбой. Сзади напирали новые и новые косяки, кета выбрасывалась на берег, извивалась, задыхаясь…
Саша Русаков зашел по пояс в воду, уперся флотским крутым плечом в ствол, попытался шевельнуть запруду. Куда там! Пихта села прочно на двух берегах-опорах, весу в ней было — не четырем людям, а разве что «мазу» сдвинуть. Да не пригонишь сюда тягач.