Она было отрицательно замотала головой.
— И слушать не хочу, — сказал Дмитрий Илларионович. — Соболевы мы все ж таки. Приехала, так уж погости. Потом провожу тебя хоть до Хабаровска. А? О сыне своем расскажешь.
Газик его стоял у конторы, но шофера по обеденному времени не было. Начальник СУ подсадил в машину старушку с котомкой, сам взялся за руль.
— Далеко ли живешь?
— Не так чтобы очень… На машине мигом.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Но если приезд Акулины Федотовны да и отъезд ее остались в Эвороне незамеченными, то второе событие вызвало толки, надолго привлекло к себе внимание стройки. И героем его оказался тот же Бобриков.
Холодный северный ветер сменился влажным, восточным, снова нахмурилось небо над землей, пали облака, дул ветер три дня и три ночи, неся по распадкам досрочное тепло моря, рождая великий скрип в кедровых массивах, — просыпалась, потягивалась после зимней спячки тайга. Восточный циклон достиг Комсомольска-на-Амуре, дохнул выше, севернее, вдоль по притокам большой реки, по ручьям и озерам. Рыхлыми стали дороги-зимники.
В управлении собрали бригадиров, провели опрос — кто из рабочих умеет водить трактор? Получена разнарядка на токарный станок, надо получить в городе, сейчас не получишь — потом поздно будет, перехватят. Выход один: посылать в Комсомольск трактор с прицепом, машина не пройдет.
Опрос показал — трактористов имеется в наличии восемь человек. Соболев лично просмотрел список и остановился на Тольке Бобрикове.
Инструктировал его сам.
— Ты парень таежный, потому тебе и ехать. Другому бы не доверил. В городе заберешь станок на базе треста, вот адрес. Мотор не форсируй. Главное что? Пойдешь в обратный рейс по своему следу. Это, как говорят, заруби на носу.
Только кивнул — не маленький. По своему следу — значит по проверенной тропе. И для ориентации.
Перед отъездом его разыскал на площадке парторг Пекшин, попросил захватить из города Петю Сухорадо — застрял в горкоме комсомола, звонит и звонит, надо выручать.
Сто километров от Эворона до Комсомольска проделал Бобриков на тракторе «С-80» за двое полных суток. Подогнал машину к складу, получил станок, погрузил в сани-прицеп, прикантовал, устал. Перекусил на улице пирожком с рыбой и отправился искать Петю Сухорадо. Обнаружил его к вечеру, в гостинице, злого, как черт.
— Выговор привесили! — обрадовавшись свежему человеку, закричал бывший шофер. — Не-ет, хватит! Не желаю я больше никакой комсомольской работы. Вернусь в Эворон — и привет. Пишу заявление!
— За что выговор? — удивился Бобриков.
— За обряды, понимаешь. Где, говорят, у вас на стройке новые обряды и праздники? Где, говорят, символика? А? Я им объясняю — какие там обряды, нам бы людей сотен пять, домостроительный комбинат строить надо, а некому. Символика…
— А что за обряды такие?
— Почем я знаю? Вот, — потряс он машинописной брошюрой, — выдали инструкцию. Комсомольские свадьбы и всякое такое…
— Дай полистаю?
— Листай, если интересуешься. Слушай, а может, тебе и поручить, раз интересуешься? Всю эту канитель? Наладить в масштабе Эворона?
— Мне? А что! У меня свадебный обряд уже имелся, накоплен опыт. Могу поделиться с народом, а почему нет, вот только баба после обряда сбежала…
— Ну?
— Стремительно. Где-то здесь в городе обретается. А обряд был по первому разряду, фату приобрел с оборками. Председатель колхоза лично речь толкал, альбом для фотографий вручил.
В обратный путь тронулись на рассвете.
Подошел трактор с санями к Силинке ночью. Сухорадо спал в кабине, Толька сидел за рычагами. В разрывах низких торопливых облаков мелькала луна, изредка налетала снежная крупа, била по стеклам, ближе к Эворону ветер переменился, стало холоднее. След был хорошо виден.
Медленно пустил Бобриков машину по льду. Почти у противоположного берега затрещал лед. Непосильной оказалась для него железная ноша — сначала трактор, потом многотонный станок. Разошелся лед под санями, провалились сани со станком в двухметровую толщу воды, потащили за собой трактор.
Успел бы выпрыгнуть Толька. Но рядом спал, похрапывая, Петя, и Бобриков бросился его расталкивать. Так и потерялись дорогие секунды. По горло оказались в ледяной воде.
Цепляясь за края разлома, выбрались из обжигающей полыньи. Мороз тут же прихватил одежду. Оба были порядком напуганы и сначала не почувствовали холода.
— Теперь мне точно каюк, — сказал Бобриков и сел на снег, стал стаскивать валенки. Вода, хлюпая, струилась по макушке трактора, темным пятном расплывалась вниз по льду.