— Что за напасть? Был тут лес, был! Мы сюда из школы каждое лето в турпоход ходили.
— Глянь, Зоя, на горизонте что-то телепается…
— Не-е, то деревня Андреевка, там лесу нет…
Прошли на запад две группы самолетов — «ястребки». Ледяной ветер бил в окно автомашины, покрывая его инеем, приходилось то и дело оттирать стекло варежкой. Начало темнеть. Далеко на востоке, над Москвой, вспыхнули прожектора, и оттого вся местность вокруг как бы погрузилась в досрочные сумерки. «Студебеккер» включил фары.
— Я думаю, Ваня, не добудем мы елку. Поворачивать надо в город. В конторе меня уже, поди, хватились. Да и тебе пора. Где тут елку найдешь, в темноте?
— Не могу я детишек этих забыть. Давай еще пару километров на удачу. Под Новый год, говорят, людям везет.
— Оно и видно.
— Нет, ты поверь…
Седая женщина резко нажала на педаль тормоза. Машину тряхнуло, и она замерла.
— Что такое? — спросил Кочетовкин.
— Гляди! — указала она вперед и выпрыгнула из кабины.
Впереди и справа, высоко в синем вечереющем небе, разгорался воздушный бой. Вот куда, оказывается, торопились «ястребки»! Строй вражеских машин — прищурившись, можно было разглядеть стеклянные носы фюзеляжей — шел с запасом бомб к Москве, ему наперехват поднялись наши юркие истребители. Где-то за чертой видимости забухали зенитки, но скоро умолкли, чтобы не мешать бою и не повредить своих. Вспыхнула в небе одна из машин, попала под трассирующую очередь, осветила зловещим светом белую землю и косо ушла вниз, оставляя дымный след.
— Готов один! — закричала Зоя, сорвав с головы ушанку.
— Еще летят, сволочи! — тряхнул ее за рукав Кочетовкин.
Низко над землей, в стороне от застывшего в поле «студебеккера», двигалась новая группа самолетов с крестами на фюзеляжах, машин восемь. Пока шел воздушный бой, эта группа рассчитывала, видимо, на малых высотах прорваться к городу. Справа шло отвлекающее сражение.
— Пройдут, гады!
— У меня под сиденьем ракетница! Это мы поглядим!
Немецкие летчики действительно налаживали под прикрытием боя прорыв к Москве. И вдруг снизу, где сиротливо стоял присыпанный снегом грузовик, наперерез строю самолетов взвилась красная ракета, рассекречивая их…
«Юнкерсы» круто взмыли вверх, опасаясь притаившихся русских зениток. И только последняя машина спикировала вниз — расстрелять грузовик.
Пулеметная очередь прошла вдоль кузова, разорвала брезент, не повредив двигателя и бензобака. Зоя и Кочетовкин вскочили с земли, пока самолет уходил на разворот, и забрались в кабину. «Студебеккер» рванулся вперед по дороге.
— Фары! — кричал Иван Семенович. — Выруби фары!
Петляя, на предельной скорости, подымая снежные вихри, уходила машина к Москве. «Юнкерс» преследовал ее. Он раз за разом снижался, но его пулеметные очереди впустую прошивали снег в нескольких метрах от стремительного грузовика.
— Ничего, Зоя! — кричал Иван Семенович. — Путем! Живы будем, найду тебя. Ты мне сразу во как понравилась!
Но седая женщина то ли не слышала в реве двигателя его слов, то ли не до праздных разговоров было, — и бровью не повела. Расстреляв пулеметный боекомплект, немецкий пилот с досадой увидел, что упрямый грузовик уходит, продолжает скользить по белому полю.
Тогда он сделал еще один заход и, приблизившись, нажал на рукоять бомбового сброса.
Воздушная волна взрыва опрокинула «студебеккер».
Очнувшись, Кочетовкин обнаружил, что торчмя торчит в сугробе. Ломило в ушах. Сел, огляделся. Рядом, потрескивая, горел лежащий на боку грузовик.
Иван Семенович пополз к машине (ран, определил он, на нем нет, только голова — как чугунок). Вытащил из кабины Зою. Лицо ее было залито кровью, седые волосы слиплись. Но жива! Когда отволок ее от машины, рванул бензобак.
— Потерпи, — сказал Кочетовкин Зое. — Сейчас я тебе перевязку организую. Руки-ноги чувствуешь?
— Вроде целы. Лицо горит…
— Это тебя стеклом резануло, — пояснил Иван Семенович, распахивая шинель и с треском отрывая подол своей гимнастерки. — Снежком счас промокнем и перевяжем…
— Всю красоту испортил, да?..
— Фашист-то? Где ему! Дай-ка погляжу… Чуть-чуть на лбу царапина будет да возле уха. Жжет?
— Потерплю… Машину жалко.
— Нашла чего жалеть. Мы этих машин сколь хочешь добудем. А вот ты, можно сказать, геройская женщина. Мое бы право — выдал тебе орден… Ну вот и готово. Двигаться сможешь?
Зоя поднялась на ноги и тут же снова села в снег.