Баржа, подчиняясь тяге каната, за который ухватились сразу десятки рук, тихонько сдвинулась с места и по каткам поползла к Амуру.
— Ура! — закричал Сидоренко и подбросил в воздух кепку.
Заглушая радостные крики добровольцев, грянул оркестр. Баржа тяжело вошла в воду и закачалась на плаву. Какой-то силач забрался по сходням на борт и с носа баржи метнул на пароход кольцо каната.
Счастливчиков, которым предстояло отправиться в плавание, отбирали с согласия Жиганова — он задерживал всех, кто владел плотницким инструментом. Заскрипели сходни, и вот уже пятьсот парней, наскоро попрощавшись с приютившим их Воронежем, собрав свои сундучки, разместились на двух судах.
Жиганов стоял рядом с Листовским у самой кромки воды.
— Счастливого плавания!
— До скорого, братва!
Под звуки медного марша двинулись в путь суда к селу Пермскому, которому суждено было вскоре стать самым именитым местом на востоке.
2.
10 мая 1932 года первым на берег Амура пришел Афоня Бельды из стойбища Дземги. Стойбище — десяток островерхих хурб, нанайских жилищ из жердей и шкур, обмазанных глиной, — находилось на обочине села Пермского, глухого и старинного русского поселения на берегу холодной реки.
От хурбы к хурбе протянуты в стойбище бечевки, плетенные из березовых волокон. На бечевках сушилась весенняя рыба — карась. Дремали в тени под сваями собаки.
Слух у Афони — тонкий, охотничий. Еще на рассвете услыхал он далекий голос. Был голос протяжный и могучий, куда там сохатому! Как только донесся он до Афони, разбудил парень местных друзей и поспешил с ними на берег — поглядеть.
Все население Пермского высыпало к реке. Были тут деды из старообрядцев, были лесорубы, из каждого двора — а их в селе ровно двадцать шесть — вышли хозяйки с малышами, приковылял даже хворый радикулитом служитель бревенчатой церкви отец Ксенофонтий.
И вот из-за сверкающей на солнце излучины реки показалось чудо — большой двухъярусный пароход с дымной трубой и колесом на корме. Он мощно загудел, и Афоня узнал разбудивший его на рассвете голос.
Приглядевшись, Афоня от удивления и ужаса отступил назад: колесо шибко крутилось само по себе! Пароход, увеличиваясь, вырастая на глазах, поравнялся с селом, и тогда отец Ксенофонтий, человек молчаливый ввиду нынешних времен, но отменно грамотный, прочитал вслух:
— Ко-лумб!
— Чего говоришь?
— «Ко-лумб» прописано…
— Где прописано?
— Буковки видишь на стенке-то? Под окнами?
— Точно, мужики, «Ко-лумб». Должно, колоть дрова будут…
Двухъярусный пароход был густо облеплен людьми. Афоня рассмотрел — все молодые парни, мускулистые, многие, несмотря на зябкое утро, в майках и полосатых фуфайках. Вот оно — долгожданное событие, о котором всю зиму кружил слух по тайге: у села Пермского начинается строительство нового города!
Только для всех ли долгожданное? Старики из Пермского, из соседних сел хмурились: каково теперь будет? Растревожат насиженные гнезда, зверя вспугнут…
«Колумб» тем временем застопорил ход перед селом. Несколько парней спрыгнули в ледяную воду. Следом за ними полетели в реку доски.
— Ух и студеная! — закричал один из парней, окунувшийся с головой, приземистый силач лет двадцати, русоволосый и голубоглазый. — Страсть!
Он приветливо помахал рукой пермскому народу и начал вместе с другими сооружать сходни. Обернулся к ближнему на берегу человеку, Афоне:
— А ну подсоби, друг!
Афоня заулыбался, скинул кухлянку и полез в воду.
Через несколько минут по сходням уже бежали на берег люди — веселые, шумные, с чемоданчиками и фанерными сундуками. Выделялся высокий чернобровый и чернобородый человек в кожанке, в нем пермский народ узнал представителя, что еще зимой появлялся в здешних местах. Никогда маленькое приамурское село не видело такой суматохи.
— Что там? — спросил Афоня, кивнув на ящики.
— Как что? — ответил русоволосый. — Лопаты!
Гора грузов росла на берегу. Тут были и тюки, и строительные брусья, и мешки с цементом, и кули с зерном и картошкой. На поиски временного жилья в село поднялся пожилой, наголо бритый человек со впалыми щеками — парторг Окулич. Впрочем, пожилым он казался рядом с парнями и девчатами. Девчат было совсем немного, зато их красные косынки ярко выделялись в толпе.
На реке показался второй пароход — «Коминтерн», за ним баржа. Оба судна тоже везли добровольцев. Пока они разгружались, вернулся Окулич. Доложил чернобородому, что жилья найдено маловато, надо ставить палатки. В распоряжение строителей можно реквизировать всего несколько чердаков, два пустующих амбара, две худые брошенные избы да церквушку.