Тимоха балансировал на мокрых бревнах и вдруг, перекрестившись, опрокинулся в просвет между ними. Какое-то время стояла тишина, и тут залом разом стронулся с места. Прыгая с торца на торец, понеслись бревна по течению. А заломщик вынырнул далеко в стороне. Алешка видел, как затем Тимоха степенно принял деньги и пригласил зевак в трактир «по случаю благополучия»…
— Никандр, — сказал Алексей, — оставайся в случае чего за меня. Отведи людей подальше.
Смородов засунул за пояс топор, скинул сапоги и тоже пошел по бревнам. Они скользили под ногами, сталкивались. Алексей перепрыгнул с одного бревна на другое, с него на третье. Вскоре он уже стоял в центре реки, в середине залома.
Бригадир достал топор и принялся постукивать обухом по стволам. Звучали они все одинаково — глухо.
Какая же силища в этой Силинке! Вековые стволы громоздились вкривь и вкось, торчали стоймя, несколько бревен выбросило на крутой берег, в бурунах кружилась щепа и желтая сосновая кора. Алексей все стучал обухом по бревнам, и вдруг один из ударов отозвался высоким, пружинистым звуком. Это откликнулась едва приметная в мешанине сосна, ее торец, подымавшийся над водой всего на несколько сантиметров.
Бригадир воткнул топор в первый попавшийся ствол и принялся ощупывать сосну. Для этого пришлось лечь на бревна и опустить руки в воду. Сосна была сучковатая, напоминала большую рогатину. Алексей прижался ухом к дереву. Ствол под напором воды и бревен звенел тугой струной.
Он взял топор, вдохнул побольше воздуху и прыгнул в воду. В ледяной глубине открыл глаза — их обожгло, — добрался до дна и принялся колотить по дереву обухом.
Весь затор, вся груда бревен рухнула на него. С берега, где стояла бригада, это было похоже на взрыв. Множество стволов, словно подброшенные богатырской рукой, взлетели в воздух. Накопившаяся сила реки прорвалась. Под ее напором залом исчезал на глазах. Сплавщики бросились в воду, торопясь к тому месту, где только что стоял Смородов.
Нашли его метрах в тридцати ниже по течению. Алексея выбросило на берег, был он без сознания, в кровоподтеках. Никандр разорвал мокрую рубаху на груди брата, ощупал грудь.
— Жив! Дышит!
Пришел в себя Смородов несколько дней спустя, на койке в медпункте Косты Стоянова. Соседняя койка тоже была занята. Приподнявшись на локте, Смородов посмотрел на соседа. Рядом лежал Афоня Бельды. Бредил.
— Что с ним? — спросил Алексей. — Как он сюда попал?
— Помолчи, — сказала медсестра Миля Ленцова. — Тебе нельзя разговаривать.
— Что с Афоней, спрашиваю!
— Его Афоня зовут? Скажу, скажу, только не разговаривай, лежи спокойно. Принесли его сегодня геологи из тайги. Кто-то стрелял в парня. Будем делать операцию…
3.
Шли и шли теплушки на восток страны, к далекому городу с манящим именем — Комсомольск-на-Амуре.
Города еще не было, был пустырь на вырубке да несколько строительных площадок. И далеко не все люди, добравшиеся сюда, понимали, что пустырь — уже великое дело, победа. Что «улица», мостовая которой являла собой втоптанные в грязное земляное месиво доски, далась бо́льшим трудом, чем иные проспекты.
16 июля газета «Амурский ударник» написала:
«Сегодня в дикой амурской тайге раздастся первый заводской гудок. Пуск лесозавода — наша первая серьезная производственная победа, трамплин к выполнению и перевыполнению всей июльской программы».
А начал работать лесозавод на смородовых бревнах. Две циркулярные пилы завизжали прямо под открытым небом. Доски, полученные при распилке, пошли на обшивку самого завода и его кровлю.
В канун пуска лесозавода начальство стройки, отмечая лучших работников на корчевке пней, решило отметить и тех, кто отлынивал от тяжелого дела — были и такие. В столовой, пристроенной к обиталищу отца Ксенофонтия, состоялась созванная со строгостью конференция прогульщиков и лентяев.
— Свят, свят, свят, — творил крест служитель, слегка свихнувшийся от многолюдства, впечатлений и каждодневного гвалта. — Богородице, дево, смилуйся…
И прикладывал седеющее ухо к стене.
За стеной происходили вещи новизны прелестной, дух захватывающие: комитет этого, комсомола, выносил решение платить лодырям деньги через специальную кассу — «черную». Продукты же выдавать в последнюю очередь.
— Антихристы, но дураки! — подымая назидательно палец, говорил отец Ксенофонтий сыну Митьке, пившему квас с устатку — вернулся издали. — Червонец един, как его ни дай. Ай, чего делается!