— Да, — ответила Евпраксия без всякого выражения. — Я на всё согласна.
Первым делом иерофант прочитал первые восемнадцать стихов Евангелия от Иоанна. Обвязав голову Опраксы белой лентой, смоченной в крови и по всей длине испещренной каббалистическими знаками, он надел ей на шею мешочек с фрагментами мощей Николая Чудотворца. Наконец сорвал с королевы черный
балахон, бросил его в огонь камина, а на голом теле императрицы начертал кровью несколько крестов. Вынув затем полоску красного сукна, опоясал ею вступающую в Братство.
— На колени! — крикнул он. — Повторяй за мной: «Во имя распятого Иисуса Христа клянусь расторгнуть узы, которые еще соединяют меня с отцом, матерью, братьями и сестрами, с мужем и друзьями, которым я когда-то присягала в верности, повиновении и благодарности... Отрекаюсь от моей Родины, чтобы пребывать в иных сферах. И клянусь отдаться моему учителю и моим братьям-николаитам как мертвое тело, у которого отняли волю и жизнь. И клянусь, что после грехопадения буду жить чисто, целомудренно и по Заповедям Господа нашего Иисуса Христа, по Заветам Николая Чудотворца!»
Посвящаемая в точности повторила клятву.
— А теперь ложись, — приказал наставник. — Навзничь, навзничь!
Между тем сквозь дыру в стене стали приползать и другие вновь обращаемые в Братство — восемь молодых людей в черных балахонах. Человек в белом произвел с ними те же действа, что и с Опраксой, и они легли на ковер с ней рядом — голова к голове, этакой звездой.
— Пиршество Идиотов начинается! — крикнул ие-рофант страшным голосом и воздел руки.
Грянул гром, засверкали молнии, засвистели дудки и забил барабан; в воздухе разнесся запах серы; и по Черной Комнате заскакали появившиеся неизвестно откуда жуткие чудовища — в безобразных рогатых масках, долгополых шубах мехом наружу, с длинными хвостами и копытами на ступнях. Яростно кривляясь и улюлюкая, зверская компания начала плясать колдовские танцы около лежащих, делать непристойные жесты и пинать их ногами. Шел по кругу кубок с вином. А потом другой. И третий. Постепенно участники приходили в совершенно скотское состояние, падали
и ползали, их тошнило, и они мочились друг на друга, кто-то возбуждал свои гениталии, а кому-то между ног засовывали горящие свечи. Вскоре началась вообще вакханалия, свальный грех, Содом и Гоморра, непередаваемое бесчинство; всё рычало, стонало, совокуплялось и оргазмировало; женщины дизали возбужденные половые члены, струи мужского семени брызгали на ковер и тела, но при этом никто не касался вступающих в Братство, те лежали в центре оргии, словно островок непорочности. Неожиданно возле них появился карлик — тоже в рогатой маске и шубе, вылитый Егино; он, расставив ноги, волосатые и кривые, начал мастурбировать с фантастической скоростью, и фонтан желтоватой спермы вскоре окропил кожу обращаемых. Но они лежали, как мертвые.
В это время существа в шубах начали щипать, щекотать и таскать молодых людей за интимные места, вовлекать во всеобщий разгул, поливать вином. А иеро-фант возвышался над ними и шептал молитвы. Но потом воззвал:
— Дочь моя, Адельгейда! Ты готова ли отдаться на всеобщее поругание, искупив тем самым наши грехи, чтоб затем воскреснуть?
— Да, готова, — совершенно бесстрастно ответила та.
— Так свершись же позор над твоим бренным телом!
И волна безудержного разврата захлестнула всех: существа в шубах и юноши обладали ею — и по одному, и одновременно; завывали дудки, били барабаны, от курильниц шел дурманящий наркотический запах; а княжна отдавалась каждому безропотно, только думала: «Значит, это нужно... Если этого хочет мой любимый...»
А любимый монарх пребывал практически рядом — в небольшой смежной комнате, глядя на ужасный обряд через потайное отверстие. Он и сам был как будто
пьяный, наблюдал завороженно, жадно и безумно, а его сын Конрад, находившийся рядом, горько плакал.
— Господи, — шептал принц, — что же это такое, Господи?.. Для чего?.. Как вы можете, ваше величество?.. Ведь она — супруга ваша, данная вам Богом! Будущая мать вашего ребенка!
— Замолчи, ублюдок, — обрывал его государь. — Пусть она искупит грехи — и свои, и наши. Я принес Братству в жертву самое дорогое. Ибо только Дух Божественный свят, остальное — гниль.
— Прикажите им прекратить, — не сдавался отпрыск. — Мне нехорошо... У меня желудок выворачивает наружу...
— Ты щенок, Конрад. Жалкий червь. Император должен закалять свою волю. И уметь выдерживать всё. Верно говорили: ты не мой сын... Хочешь ли ее, Адель-гейду? Так поди и возьми. Разрешаю. Нет, приказываю тебе!