Ждали возвращения мясника и не ели, но потом, под вечер, сели за обеденный стол без него. На душе было неуютно.
— Может, что случилось? — спрашивала хозяйка. — По дороге? В Штаде? Нынче время тревожное: мало ли, на кого напорешься!
Ксюша тоже нервничала, но старалась не подавать вида:
— Ой, не надо нагнетать страхов! Пресвятая Дева Мария не оставит нас. Без Ее защиты я давно бы уже погибла.
— Дал бы Бог, дал бы Бог, вашими молитвами...
С тем и спать легли. А наутро не успели подняться, как услышали под окнами цоканье копыт, трубные звуки рога и торжественный бой барабанов. Выглянули на улицу — Господи Иисусе! — гвардия маркграфа Штаденского на конях под флагом, где, как прежде, был изображен непокорный единорог в обрамлении дубовых листьев.
Йоханнес, раскрасневшийся, шумный, топал по ступенькам внутренней лестницы и кричал на ходу:
— Ваша светлость, ваша светлость! Тут за вами приехали! Соблаговолите собраться!
Отдышавшись, объяснил гостье и жене: маркграфиня Агнесса, как узнала о появлении прежней своей подруги, так велела везти ее к себе; но пока снаряжали
гвардию, ехать стало поздно и решили перенести отправление на сегодняшнее утро. Тут поднялся и командир гвардейцев; поклонившись и церемонно представившись, он сказал:
— Мне поручено вас доставить в замок фон Штаде. Все готово к вашему торжественному приему.
— Крайне польщена. Подождите меня внизу. Я спущусь через четверть часа.
Ксюша попрощалась с гостеприимной четой. Вынув золотую монетку, подарила хозяйке. Та вначале принимать не хотела, говорила, что само пребывание в их убогой хижине столь высокопоставленной особы было им наградой.
Киевлянка, улыбнувшись, кивнула:
— Хорошо, пусть тогда подарок будет для Мурхен. И пойдет на ее достойную старость и приличные похороны.
Йоханнес заметил:
— На такие деньги можно прокормить и похоронить целый выводок кошек!
— Нет, не надо выводок. Лишь ее одну, остальное — вам.
Появилась на улице под приветственные крики гвардейцев. Все соседи таращили глаза, стоя возле окон или в створах ворот: в их квартале ничего подобного никогда не происходило. Радостные Фладены кланялись ей вслед и напутственно махали платками. Командир помог Евпраксии сесть в повозку, а затем сам вскочил в седло. И под звуки военной музыки поскакал во главе процессии к городским воротам.
Ехали небыстро, но чинно. И погода благоприятствовала: не было дождя, выглянуло солнце, утренний, чуть морозный воздух нежно щекотал ноздри, а раскисшая прежде болотистая дорога, схваченная ледком, превратилась в твердый грунтовый путь. Ксюша, глядя по сторонам и дыша полной грудью, думала с восторгом: «Всё, что ни случается, к лучшему. Если бы поехала в Гданьск, не смогла бы встретиться с Фёклой. Значит, это судьба!»
Около полудня кончились болота, потянулись рощицы, а за ними вскоре возник и Штаде, с теми же башнями и подъемным мостом, что княжна запомнила с ранней юности. Это же без малого четверть века прошло! Старики поумирали, дети выросли... Интересно, жива ли еще тетя Ода? Сын ее, Ярослав Святославич, возвратившись на Русь, правил давно в Чернигове и с Опраксой никогда не встречался...
Адельгейда с эскортом вновь проехала по улице Поросячьей Коленки, у колодца едва не перевернувшись в колоссальную грязную глубокую лужу, и, проследовав мимо церкви Святого Вильхадия, по базарной площади, покатила к замку. Там, внутри, у дверей дворца, сразу разглядела вышедшую ей навстречу Мальгу — сильно располневшую, несколько кургузую из-за этого, но с такими же веселыми, озорными глазами, как прежде. Позабыв про все этикеты-церемонии, с радостными криками бросились на шею друг другу. Плакали, смеялись, обнимались, как дети. Говорили по-русски.
— Ух, какая ты сделалась жирная, подруга! — хохотала, глядя на нее, Евпраксия. — Сала много кушаешь.
— Да какое сало! — отмахивалась товарка. — Я уже забыла, с чем его едят. Ты попробуй народи четверых детей и не растолстей!
— С этим я согласна.
— Ну а ты зато совершенно не изменилась. Всё такая же стройная, словно тополек.
Евпраксия махала ладошкой:
— Ой, да будто бы! Вон смотри, сколько седины!
— Почему в монашеском одеянии?
— Год назад постриглась — после смерти Генриха Четвертого. И теперь называюсь сестрой Варварой.
— Разумеется, у Янки в монастыре?
— Нет, оттуда сбежала в Печеры.
— Господи, да как же?
— После расскажу.
— Ну, пошли под кров. Чай, проголодалась с дороги-то?
Длилась трапеза несколько часов. Выслушав историю Евпраксии, Фёкла объявила:
— Я тебя на Русь не пущу. Нечего там делать. Будешь жить со мной — и кататься как сыр в масле. Ты мне помогла обрести семью и богатство, я тебе отплачу лаской и заботой.