На ужин выдана все та же чечевица.
Посудомойщица (мне кажется – без платья)
по залу мечется в халатике, как птица.
Нет, надо выкупаться, как-нибудь встряхнуться.
"Эй, с полотенцами для оргкупанья – стройся!..
Да, можно – в тапочках... Да, можно расстегнуться..."
Все разрешается. И день прожить – геройство.
ОРГКУПАНИЕ
Купанье потных коней представляешь, армии Тамерлана
жадные, гибкие заросли видишь, самшитовые побеги...
Под масленичным знаменем служишь?.. Бежит, горланя,
Азия, прыткие пятки в русый песок Онеги
вдавливая. Освободилась от полинялой ткани.
О, гуталиновый смрад, пасмурный зной Хартума!
Или я в узкоглазом вашем Узбекистане,
шелково-полосатом, в танкерном чреве трюма
сплю? А вокруг цветут Арабские Эмираты
розовогрязноватой накипью нефтеносной...
Уж не мираж ли служба-то? Аты-баты!
Не идиотство ли вид деловито-грозный?
Негоциантом, работорговцем можешь
вообразить себя или Нероном даже!
Только тогда помрачнее еще, построже
нужно глядеть, понаглей – как полковник, скажем.
КЛУБ
Киномеханик Мухтаров миндалевидный взор
свой на меня устремляет, и преданность в нем сквозит:
дескать, нэ бэспокойтс, тварщ лэйтэнант!.. На двор
только я выйду из клуба, завалится, паразит,
дрыхнуть, вместо того чтоб стенды красить. Окабанел!
О, каково ж мне это, как в воду-то глядя, знать?
Но и торчать не хочется, осточертели – мел,
краски. Уж третий месяц мне лень Кириленко снять...
И вообще, наш клуб средневековый Рим
напоминает и тришкин отечественный кафтан.
Пыльный могильник лозунгов. Что за рядно над ним!
Всю черепицу украли. Из батарей – фонтан.
Лучше пойду прогуляюсь. До увольненья в запас
грибов насушу чемодан. Уже и сентябрь в листве.
А к римской громоздкой цифре палочку пусть без нас
преемники пририсуют. И даже, пожалуй, две.
ТАНЦЕВАЛЬНОЕ
– Ну же, полно выскальзывать, крошка, пипетку
в муравейничек рыжий, пушистый, пусти!
Хватит глазки подкатывать, сизую ветку
перед носом вертеть! Не могу взаперти,
погляди, больше я находиться, – раздуло
галифе... Сколько можно ломаться?
– Но-но!
Слишком скорый. Черкес! Ха-ха-ха! Из аула?
Ну-ка, вытащи руку оттуда...
Темно
за разрушенным клубом. И музыка в щели,
как из ветхой шарманки, сочится.
– Ну брось.
Ну пошли, телевизор посмотрим...
– В постели?
Размечтался! (Всего, дескать, вижу насквозь.)
Так ничем и не кончится.
– Завтра на мясо
подпиши накладные... Отстань же... Пойду...
Потолок осыпается в клубе от пляса.
Щепка лезет на щепку. Звезда – на звезду.
ПОСЛЕ ТАНЦЕВ
С азиатской грацией, как у Реза Пехлеви,
шах-ин-шаха Ирана покойного, по вечерам
шестиклассниц "мамеды" прогуливают, в любви,
вероятно, им объясняются... Просто срам –
до какого уровня нравственность на селе
докатилась! – негодованье во мне бурлит.
Вот сейчас покажу я вам "Шурале",
"Танец с саблями", и понюхаете горлит
предварительный!.. Где патрульный? Ах, тоже там?
Ну я вас!.. – остываю уже. А в малиннике – "жу-жу-жу..."
Не ловить, не бегать же по кустам,
ослепляя стрекоз фонариком... Доложу
лучше завтра, наябедничаю на ушко
капиташке, – такой, представляю, закатит цирк!
Все либидо повылетит из котелков, рококо, –
хрупко зубы сожмут, лишь миндалинами зырк-зырк
исподлобья... Великолепная нынче ночь –
дунаевская, широкогрудая, у реки!
Ах, и я бы под ручку с рыбкой пройтись не прочь,
пузыри попускать. Только эти – совсем мальки.
Сероглазые. Сероволосые. Хворостин,
что ли, нет у родителей? Затосковал? Июль...
Ворочусь, телевизор включу – те же шашни, тот же хитин,
кружева, ожерелья... Фантастика! "Феликс Круль"?
ЕВРАЗИЙЦЫ
"Смерть в Венеции" показывают финны и еще похлеще
фильмы, словно умер я уже или уехал:
высунется рожица малайская, зловещая,
из прибрежных зарослей, лаково-ореховая...