Вложение в борьбу против сил ныне одолевающего в этом мире мятежного безбожия ставит перед восточным еврейством целый ряд насущнейших задач духовно-органического строительства. Назовем только главнейшую и насущнейшую: философское оформление и обработка религиозно-метафизической догматики и мистики иудаизма, доныне пребывающих в одном и том же, для современного человека уже неудовлетворительном состоянии, со времен ясного обозначения великих неудач талмуда и хасидизма. Ибо еврейство может существовать в этом мире только как носитель определенного религиозного начала, имеющего вселенский и провиденциальный смысл, — или вовсе не существовать. Менее всего оно может быть традиционно-рационалистической сектой или ходячим примером для иллюстрации и испытания евгенических теорий.
В настоящее время никакая философская работа по укреплению и углублению религиозных начал не может пройти без внимания мимо обширного здания русской религиозно-философской мысли, созданной трудами нескольких поколений писателей, образующих, при всем различии духовных индивидуальностей, некую отчетливо очерченную школу, восходящую к традициям православно мыслящего славянофильства и ныне получившую признание своего первостепенного в мировом смысле значения и влияния.
Последнему опыту религиозно-культурного самоосознания, для которого история еще предоставляет еврейству возможность, не случайно дано совершиться на русской почве, в окружении православной стихии. Отсюда, при всем различии обеих религиозных субстанций, исключающих всякие легкомысленные идиллии, проистекает не только нужность с точки зрения еврейских духовных интересов, но и возможность сближения на некоторой общей почве.
Парадоксальность подобного сближения только на взгляд упорствующей нетерпимости может представляться непреодолимой. Эта мнимая невозможность в значительной степени преодолевается в свете существенных попыток нахождения неких непреходящих ценностей в религиозно— догматическом содержании иудаизма со стороны некоторых представителей русской религиозной мысли (B.C. Соловьев, В.В. Розанов, Л.П. Карсавин, В.Н. Ильин). С другой стороны, нельзя недооценивать того обстоятельства, что и талантливейшие представители еврейства в мире русской философии и художественной критики влеклись по путям, несомненно восходящим к религиозно-утверждающим и антирационалистическим началам славянофильства (М.О. Гершензон, A.Л. Волынский, Ю.И. Айхенвальд, Л.И. Шестов).
Для того, кто воспринимает религиозное начало не в абстрактном отъединении от полноты жизни, а в слиянности с далеко разветвляющимися проявлениями культурной и житейско-бытовой сферы, несомненно соучастие еврейских элементов в общей картине российско-евразийского своеобразия. И здесь можно видеть разительную иллюстрацию к обоснованию евразийской концепции органического построения общеимперской, сверхнациональной культуры при учете и иерархическом сопряжении многоверных и многоплеменных начал.
Выполнение великих задач обновления и перевоспитания требует огромного волевого усилия народа, ныне поставленного на крайнюю грань опасности закабаления силами зла и разрушения, и органического возникновения из недр его нового возглавления, нового «правящего слоя», входящего в иерархическую систему соподчиненных сфер общегосударственного деления в области культурной и политической. Старая невежественная полуинтеллигентная периферия, безнадежно скомпрометированная участием или злорадным сочувствием самым ужасным деяниям утопического изуверства и рабствующая перед соблазнами европейского смесительного оскудения, обречена на бесславный конец. В процессе революции она уже обнаружила полное отсутствие способности к принятию твердых и ответственных решений и к верному учету истинных и высших чаяний и нужд и разгромленного народа, соединенное порою с поистине циническим надругательством над его свежепонесенными жертвами.
Труд предстоит тяжелый, упорный и многолетний, ибо разрушения произведены ужасающие, окружающая ненависть и недоверие возросли многократно задела, в которых нам зачастую некого будет винить, кроме самих себя. Нужна для этого труда прежде всего — беспощадная и последняя искренность и с самими собой, и с другими, трезвая прозорливость истинного реализма и мудрая воздержность требований и притязаний. Наипаче же надо гнать от себя соблазны пошло-оптимистического нетерпения и не обманываться насчет истинных размеров сил зла в этом мире. Во времена безудержного разгула розово-утопического оптимизма вожделений и страстей разумные и честные люди должны делами и словами проповедовать здоровый пессимизм самообуздания и самоограничения.