Не менее безотрадную картину являет положение основных слоев еврейского населения и на окраинах, ныне не входящих в состав СССР. Выброшенные неожиданно и резко из привычного бытового, политического и экономического оборота великой империи, запихнутые глубоко в недра «меньшинственного» человеческого мусора, еще великодушно терпимого большинственными заправилами из вчерашних провинциальных неудачников и проходимцев, пребывая не временно и преходяще, а постоянно и безнадежно, как то следует из самой концепции мелконационального государства, на положении партии, еврейские массы пребывают в таком же, как и в Советской России, состоянии катастрофического разорения и приниженности, и в этом отношении новое время принесло великие разочарования и огромное ухудшение в сравнении даже с не особенно добрым старым, отняв и те положительные стороны быта и деятельности, которые связаны были с самим фактом пребывания в составе великого государства, с его огромными пространствами, скрытыми богатствами и неограниченными возможностями. В то же время еврейские интеллигенты на этих окраинах, для которых к прежним социально-утопическим соблазнам коммунизма прибавилась тяга к СССР как к современной инобытийственной личине России, ушедшей от них политико-географически, но сохранившей в сердцах незыблемую о себе память, — предаются привычному делу политического бунтарства и подрывательства, навлекая ярость шовинистской демократии на головы исконно-профессионального козла отпущения — еврейских народных масс. Сионисты проповедуют этим массам идею самостийно-еврейской Палестины и шлют за тридевять земель наивных ремесленников и доверчивых юнцов погибать от малярии и от пуль арабов, которым полагается быть осчастливленными английским «мандатом». Сами же сионистские агитаторы сидят крепко на насиженных местах, все еще смакуя пункты Вильсона и воспоминания о падении старого царства азиатского кнута и процентной нормы и играя со своими большинственными демократическими соратниками в разные хитроумные парламентские комбинации и блоки.
К тем унизительным и пренебрежительным формам, в которых проявлялось грубо-эксплуататорское отношение еврейских материально и интеллектуально господствующих слоев в забитой и бесправной массе и от которых последнюю нередко хоть отчасти спасало только вмешательство государственной власти (осуществлявшееся, к сожалению, в слишком мягких и патриархальных формах), в результате революции, поскольку вообще сохранилось значение еврейской средней и крупной буржуазии, прибавились новые, специфически присущие господствующим ныне в области политики формам профессионально-демократического надувательства. Это обстоятельство дает могущественный толчок для пересмотра старых рутинных представлений об отношениях между общегосударственной властью и еврейским народом в России с точки зрения различности и особенности отдельных слоев этого народа. Вглядываясь сейчас задним числом в картину этих отношений, начинаешь подмечать в ней многое такое, чего раньше почему-то не замечал никто — ни из еврейской среды, ни из поборников вульгарного антисемитизма, что кажется тем более удивительным, что тут же рядом, в среде русской интеллигентской общественности, шли нескончаемые споры на темы о несоответствии и чуждости политических и культурных идеалов высших слоев вековым воззрениям и чаяниям народа и что естественная аналогия напрашивалась сама собою.
Еврейский народ, в глубине своего основного культурно-этнического массива, всегда был и по сей день остался враждебным или, по меньшей мере, далеким и чуждым утопически-беспочвенной настроенности и изуверски-фанатическим увлечениям нашей периферии как химерой материально-политического овладения Св. Землей, так и заманчивым соблазном даровых благ коммунистического рая. Внутренно слышимые звуки каких-то основных струн душевного настроя влекли религиозного еврея к уважению и ценению онтологически сродных проявлений православного благочестия в окружающей иноверной среде, и он умел также по достоинству оценивать слабые стороны и ложный блеск той самой европейской культуры, которая приводила нашу периферийную интеллигенцию в такой нерассуждающий и неистовый восторг. Нескрываемому и высокомерному презрению, с которым Запад, в лице своей наиболее нам, евреям, близкой исторически и генеалогически персонификации, то есть в лице европейского еврейства, относился к насквозь религиозно-ритуальным устоям бытия восточного еврейства, и особенно к его материальной нищете и беспомощности, — последнее умело противопоставлять идущую из глубин непосредственно религиозного и практического смысла насмешливую сатиру на «дейча» (немецкого еврея). Еврейский дух глубоко воспринимал пафос российского органического великодержавия, с большой степенью отчетливости постигал этическое и эстетическое величие той огромной и многоцветной совокупности народов, пространств и богатств, которая помещалась под куполом России. В душе еврейского простолюдина жила та же самая непрерывно творимая религиозно-историческая легенда о Белом Царе, самом могущественном, подлинном и законном из царей мира сего, которая объединяла его с каким-нибудь кочевым киргизом, пасшим свои табуны на противоположном конце государства. Еврейские народные массы ясно отдавали себе отчет в упадке и потускнении великодержавной идеи в среде русского правящего слоя и следили за этим упадком с тревожным, а отнюдь не злорадным вниманием. Еврейское население пограничной с Австрией полосы, из которого происходит пишущий эти строки, которому первому угрожала опасность иноземного нашествия в случае неудачной войны, уже давно с тревогой шепталось о том, что после Николая I пошли царствовать какие-то ненастоящие цари, что настают какие-то последние времена, и что, пожалуй, правы наши интеллигенты, и уже не наш «кесарь», а австрийский Франц-Иосиф начинает получать преобладание в этом мире, и что ничего хорошего это обстоятельство бедным евреям не обещает. В это самое время наши периферийные интеллигенты предавались розово-пацифистским мечтаниям о невозможности войны при нынешнем прогрессе, всеобщей образованности и «сознательности» и неминуемости всеобщей рабочей забастовки в ответ на объявление войны хищниками мирового империализма. Действия просвещенных, немцев и мадьяр во время войны и оккупации русского Юга и Запада по отношению, в частности, к еврейскому населению основательно отучили нашу массу от той дозы европомании, которую, может быть, успели внушить ей наши периферийные слои, а та часть ее, которая сейчас нежданно-негаданно очутилась в звании свободных граждан окраинных, уже по-настоящему европейских государств, проходит сейчас еще более наглядную и длительную, но зато несравненно дороже оплачиваемую школу.