Злое марево сионистских, социалистических и уравнительно-смесительных утопий, до сих пор, через целый ряд поколений, морочащее близорукие глаза нашей периферии, — застило из поля духовного ее зрения более практические и настоятельные, но менее эффективные задачи. Наиболее ярко сказывается эта полная заброшенность еврейской духовной нивы в области учета и увековечения ее Религиозно-мистических проявлений и народно-исторических переживаний последних веков. Огромная область высокоинтересных, не с одной только специфически еврейской точки зрения, религиозно-мистических, мессианических и сектантских движений с их необозримой богословской, философской, нравоучительной, обличительной и полемической литературой, далеко превосходящей по напряженности живой и пытливой мысли вызубренные вдоль и поперек фолианты старой талмудической схоластики, — остается доныне не систематизированной и не изученной. Редчайшие книги и рукописи, переходившие из рода в род, дойдя до современного начетчика популярно-марксистских брошюр, выбрасываются на свалочное место или, в лучшем случае, истлевают на книжных кладбищах старых синагог. Множество произведений народной словесности; легенд и сказаний, связанных с личностями царей и чудотворцев, столпников и мучеников, мудрецов и основателей религиозных движений, сказки и притчи практически-нравоучительного и исторического характера остаются не записанными и с явственной быстротой исчезают из памяти народных поколений; до сих пор они использованы письменной литературой в размерах весьма незначительных и в обработке, едва ли отвечающей их этической и эстетической ценности.
Не лучше обстоит дело и с собиранием и записыванием произведений народного песенного творчества на разговорно-еврейском наречии, еще доныне не иссякшего и выражающегося в большом количестве бытовых, обрядовых и исторических песен и стихов духовного содержания, в числе которых есть вещи большой поэтической ценности с весьма оригинальным и характерным мелодическим сопровождением. Приходит во все более безнадежный упадок и многовековое еврейское богослужебно-хоровое пение, вымирают последние его знатоки и энтузиасты, старые патриархальные конторы, зачастую по памяти, без элементарного знания нот и контрапункта, разучивавшие со своими певчими длинные, сложнейшие хоралы, среди которых не редкость встретить и такие, которые восходят еще ко временам существования иерусалимского храма.
Остаются также никем не собранными и не исследованными многочисленные, часто очень своеобразные и древние нормы еврейского обычного и религиозного права в его обширных применениях в области гражданского, коммерческого, семейного и наследственного обихода, с которыми так или иначе считалось старое патриархально-автократическое государство, но всячески ограничиваемые и искореняемые центральными и местными властями нынешних демократическо-унификаторских государств — наследников территории «черты оседлости». Еврейская беллетристическая литература, поскольку она написана на языке разговорно-еврейском (т. н. жаргоне), а не библейском, доступном среди более широких народных масс лишь немногим благочестивым книжникам, которых литература такого рода как раз менее всего может интересовать, — эта литература в своей доныне наиболее читаемой и «легкой» части не выходит за пределы сыскного или бульварно-исторического романа со сгущением всяких ужасов и авантюрных невероятий и с развязками в виде чудесного появления героического спасителя-принца. Следующее, более свежее по времени написания и более значительное по своей внутренней ценности наслоение еврейской беллетристики включает в себя ряд бытописателей и юмористов действительно талантливых, но проявивших себя почти исключительно в области мелкой повести или рассказа; попытки же проявления себя в более крупных литературных формах кончались неизменно неудачей, равно как и попытки создания настоящей драмы, выходящей за пределы сентиментальной слезливости и душераздирающих эффектов. Полное отсутствие основного литературного пласта, у всех народов характеризуемого наличием крупных классических форм и устойчивого литературного языка, не помешало некоторым нетерпеливым, но маломощным талантам, позавидовав лаврам своих европейских и русских собратьев, устремиться прямым путем, без дальних оговорок, в область футуристических и ультрамодернистских выдумок, слабо прочувствованных и аляповато сработанных. Литература такого рода простому народу не нужна, для полуинтеллигенции тоже малодоступна и скучна, а для более высоких культурных слоев, причастных к духовному творчеству «верхнего этажа» и общеимперского масштаба, она кажется излишней и провинциально-наивной, разделяя, впрочем, в этом отношении трагическую участь всякой чисто местной культурной традиции, которая, не рассчитав своих сил и преувеличив размеры и сферу своей значимости, стала бы состязаться в ценности и значении с традицией общеимперской.