Выбрать главу

Здесь мы хотели бы самым настойчивым образом предостеречь от скороспелых и лживых обобщений, на которые так падки в наше время люди, не искушенные опытом великого и подлинного зла или сознательно вводящие других в заблуждение, с болезненным наслаждением копающиеся в мусорных ямах невозвратного прошлого, чтобы выловить в них факты и фактики для оправдания своей злопамятной ненависти. Ненависть вульгарно-атеистических демократов, утопистов и сепаратистов к старому порядку, выражающаяся не в творческом преодолении его тяжелых наследий, а в низменной мстительности по поводу притеснений и гонений, в большинстве случаев придумываемых задним числом, — не останавливается перед распространением на «господствовавшую» в России церковь ответственности за деяния и проявления нетерпимости, в которые она была вовлечена государственной властью в период разложения и упадка последней. Истинный облик русского православия следует искать в основном содержании его догматики и в основных линиях его исторических проявлений, а не в его временных падениях и искажениях, как это делают люди господствующего пошло-атеистического, позитивистского и натуралистического мировоззрения. В особенности ярко проявляется такое грубое смешение существенного и исконного со случайным и нехарактерным у еврейского периферийного интеллигента, встречаясь в нем с его столь характерным болезненно-щепетильным и мнительным отношением к окружающему, нееврейскому миру в особенности поскольку в круг его зрения попадает малейшее проявление деятельного участия со стороны людей этого мира, хотя бы самого объективного и, mirabile dictu, даже симпатизирующего! Мысль эта в последний раз явилась у нас опять-таки в связи с отповедью А.З. Штейнберга на попытку со стороны Л.П. Карсавина занять по отношению к еврейству положительно самую толерантную и благоразумную позицию, какая только возможна в наше время для христианина. Стоило только Л.П. Карсавину констатировать бесспорный факт падения в еврейской душе вкуса и тяги к пророческой и библейской старине ее собственной истории, как уже г. Штейнберг заподозрил его в покушении отобрать у еврейства заодно Бога и Библию. И, тем более, высказанное г. Карсавиным пожелание, чтобы Израиль обратился в христианство, привело г. Штейнберга в такое раздражение, что он заподозрил по этому случаю полноту собственной веры в Бога у своего оппонента. Подобно некоторым психологам, утверждающим, что самое мимолетное возникновение в сознании представления об известном телесном проявлении или действии субъекта уже вызывает, хотя бы в самой смутной и зачаточной форме, попытку соответственной установки нервного и мускульно-осязательного аппарата, — г. Штейнберг усматривает рудименты некиих возможный насилий по отношению к еврейству в невиннейшем утверждении Л.П. Карсавина, выражающем чисто эсхатологическое упование на разрешение религиозно-мистической трагедии еврейства в путях сверхисторических и провиденциальных, а отнюдь не поощрение каких-нибудь миссионерско-обратительских мероприятий в области вероисповедной политики грядущей России. Не помогает Л.П. Карсавину и то, что он самым решительным и не оставляющим никаких сомнений образом не только осуждает даже малейшее проявление давления извне на религиозную совесть еврея, но и отказывается признать большую общую ценность с христианской точки зрения за отдельными обращениями евреев.