Счастливый факт концентрации основного этнографического массива нашего народа в непосредственном соседстве и культурном окружении русского народа не только спасает нас от нивелирующего процесса обезличения, в которое вовлечено западное еврейство; в религиозной стихии православия, с его онтологическим ценением национальной свободы и своеобразия, заложено немало духовных энергий и кладов, из которых сможет черпать наша культурно-религиозная мысль в своем искании выхода из нынешнего своего состояния жалкого упадка на вольные просторы истинно благодатного творчества.
Нельзя отрицать огромное значение современных попыток обоснования и апологии иудаистической догматики со стороны некоторых представителей западного еврейства, воспитанных на лучших традициях немецкой идеалистической философии (в особенности высоко следует поставить в этом отношении замечательную религиозно-философскую систему Франца Розенцвейга[29]), о которой см. статью C.Л. Франка в № 2 журнала «Путь»[30].
Но отсутствие живущего истинно национальной жизнью культурно-народного субстрата, сведенного к размерам нескольких десятков разбросанных религиозных общин, лишает эти попытки большого значения в смысле исторической действительности даже для самого западного еврейства, для которого гораздо более типичным и остаются жалкие «реформаторские» потуги «съездов либерального еврейства» и т. п., и настоящее понимание и применение они смогут найти только на Востоке.
Тем из нас, кто, по инерции слишком долго длившейся национальной замкнутости, страшится сближения с иноверной религиозной стихией, следовало бы почаще вспоминать, что элементы отталкивания от иноверия в нашей религиозной традиции всегда связаны со стихийной реакцией против опасностей язычества и безбожия (приведем как первые попавшиеся примеры среди бесчисленного множества других: Исх. XXIV, 16; Иезек. XXIII, 30). И нам пора преодолеть пережитки нетерпимого невежества, кощунственно отождествляющего с язычеством единобожие, хотя и иноверное, у окружающих нас народов, тем впадая в тот же грех самовозносящейся гордыни, что и католичество, столь часто усматривающее даже в наиболее близких к себе христианских церквах только потенциальный объект миссионерского воздействия.
Но мы должны также признать, что и русский народ, как основной и связующий народ евразийского мира и преобладающий в нем не только численно, но и по своим культурам и политическим заслугам, вправе, со своей стороны, предъявить нам, евреям, большие и важные требования. Именно заложенные в русском православии начала уважения и ценения чужой духовно-региозной самобытности и свободы тем более оправдывают его охранение и защиту православия как своей высшей, последней духовной ценности, в наши дни угнетаемой и поносимой приспешниками воинствующего безбожия, в сонмище которых мы находим непомерно большое число представителей еврейской периферии, факт восстания которых против религиозных начал вообще, в том числе и еврейских, никак не может служить нам оправданием.
В наши дни, спасаясь от напора разрушительных волн всезатопляющего разлива европейской безбожной и бездушной, безлико-смесительной пошлости, от упадочного эпигонства некогда великого и творчески активного западного духа, среди величайшей на памяти людей исторической бури и непогоды, оснащается в дальний путь, к новым, еще неведомым берегам и вершинам, корабль многострадальной России, подобно некоему новому ковчегу Ноеву, и в нем сокрыты истинные, последние смыслы и исходы грядущих вселенских судеб. Войдут ли в этот ковчег, яко тварь чистая, и потомки народа, древле явившего миру трагический пафос религиозно-мессианского избранничества?
Это зависит прежде всего и больше всего от самого еврейского народа, от того, найдется ли в нем самом достаточно творческих сил, воли к бытию, мужественной и зрячей ненависти к духу зла, гибели и небытия, чтобы спастись и возродиться из нынешнего своего глубокого исторического и духовного упадка.
Вместо послесловия