Мне Иона Георгиевич — невероятно циничный и не скрывающий своего цинизма остроумный толстяк — всегда нравился. С ним было приятно поболтать, при случае выпить-закусить под легкий треп. Подчеркиваю, под легкий и неинформативный. Ибо любую информацию он творчески преобразовывал и широко распространял помимо газеты.
В общем, у нас сложились довольно теплые отношения, вызывавшие молчаливое неодобрение шефа. Высказывать прямо это неодобрение, как, собственно, и породившую его нелюбовь к конкуренту, он считал ниже собственного достоинства. Поэтому, как правило, прохаживался не столько по враждебной газете, сколько по личности ее редактора: «Сплетник толстый!» или прекрасно аллитерированное: «Лиса лысая!» Впрочем, тоже за глаза.
Сладков прекрасно понимал ситуацию и потому с удовольствием изливал на всех встречных и поперечных тщательно подготовленное недоумение по поводу враждебности Лоэнгрина Матвеевича: «За что он меня так не любит? Нам же нечего делить! Я же общинная газета. И общественная. А он! Он — Вестник! Да! Советской жизни», — и при этом довольно щурился.
Некоторое время повыходила газета «Горка-Сион», заявленная двумя энтузиастами-издателями как сионистская. Ее Дедушка тоже сильно не любил, поскольку делалась она вполне профессионально и материалы публиковала яркие и острые. Настолько острые, что финансировавшие газету израильские инстанции решили, не дожидаясь окрика сверху, эту оголтелую сионистскую пропаганду пресечь. Один из энтузиастов-издателей с горя углубился в перевод на русский иудейских религиозных сочинений, второй ушел в загадочным образом появившуюся на российском государственном радио еврейскую программу.
Представители израильских организаций, приставленные работать с общинами на местах, некоторое время пытались консолидировать сотрудников еврейских СМИ, попутно прививая им правильный взгляд на Израиль. Для этого проводились разнообразные семинары, однако ожидаемого результата они не давали.
Еврейские журналисты бывшего СССР не желали разделять миролюбивых устремлений израильских правительств. Привыкшие любить сионистского агрессора и угнетателя мирного арабского населения, отказываться от этой любви они не собирались. То есть были по убеждениям, связанным с Израилем, куда правее израильских правых. В абсолютном большинстве своем. За исключением Дедушки. Он, подобно многим обожаемым им западным евреям-гуманитариям, был гуманист, либерал и вообще человек чрезвычайно широких взглядов на жизнь не слишком ближних. С каковыми вредными взглядами мы в рамках редколлегии старательно боролись. И благодаря этому непрекращающемуся противоборству в освещении ближневосточной политики «ЕЖ» оказался уникальным для еврейской прессы центристом.
Не удалось и консолидировать еврейскую журналистскую братию. Только на моей памяти в рамках проводимых израильтянами семинаров-конференций было предпринято три или четыре попытки создать что-то вроде Союза еврейских журналистов (СНГ, России, Москвы…), но дальше охотно подписанных участниками петиций-деклараций и обреченно-единодушных избраний Дедушки и Сладкова сопредседателями дело ни разу не зашло.
Зато в кулуарах мы много и весело пили, пели, хохмили и играли в замечательную старинную игру. Представьте себе, что вам поручили придумать подпись к фотографии с изображением полового акта. А теперь возьмите газету. Любую. И прочитайте заголовок статьи. Любой. Поздравляю, у вас получилось превосходно!
Мы по очереди зачитывали заголовки — каждый только из своего издания — и покатывались со смеху. Однажды главред интеллигентного культурологического журнала Саня Книжник в пароксизме даже рухнул на пол. Но, несмотря на питерское происхождение и интеллигентность вообще, рюмки при падении не разлил. И сверкала она, полная до краев, в поднятой перпендикулярно полу и телу руке Сани, призывая рассматривать зачитанное как тост.