Зяма сделал широкий жест рукой, и, указав на малопривлекательное серое здание хрущевской постройки, радостно доложил:
— А я в этом доме трахался!
Дальнейший наш путь до метро прошел в гробовом молчании. Шеф был мрачнее тучи, Зяма нежно улыбался своим мыслям.
…На следующий день у нас с шефом должна была состояться деловая встреча с гипотетическими инвесторами. Подготовку встречи он поручил мне. Я специально приехал в редакцию пораньше, привез необходимые материалы и собирался немного поднатаскать Дедушку в теме.
Я долго объяснял, что и почему стоит или не стоит говорить и делать и, наконец, понял, что Дедушка меня не слышит. Он сидел с измученным видом, время от времени кривил лицо и задумчиво постукивал кончиками пальцев по коленке.
— Шеф! Ше-еф! Вы вообще слышите, что я говорю?
Дедушка смутно посмотрел на меня и вяло проговорил:
— Ты понимаешь… Вот бывают такие… Орлы… Которые… все, что движется… Где поймает, там и… — шеф говорил все громче. — Самцы! Чудо-богатыри! А этот... Этот — не-ет. Он, небось, по домам отдыха, по санаториям всяким... То да се, разговорчики в столовой, вздохи, блядь, при луне! — Шеф уже просто орал, сверкая красными от бессонницы глазами. — Ключики, небось, у друзей брал… Дескать, братцу из провинции ночку перекантоваться... Скажите, пожалуйста, трахался он в этом доме! Тихушник!!!
И вдруг совершенно спокойным тоном:
— Так что, ты говоришь, нужно будет сделать?..
Маргиналии. Кес — это кес
В первую свою поездку в Израиль, организованную Еврейским агентством «Сохнут», я оказался с группой пишущих коллег в центре абсорбции эфиопских евреев в Беэр-Шеве. Мы мило общались — на английском и иврите, сами и через переводчика — со стройными чернокожими красавцами и красавицами, словно специально подобранными к нашему посещению центра. Мы расспрашивали, а они, ослепительно улыбаясь, выдавали заученные тексты о своих успехах и светлых перспективах. Тут наш сопровождающий от Министерства абсорбции — давно и успешно абсорбированный выходец из Эфиопии — сообщил, что ради встречи с такими высокими гостями в центр сейчас прибудет самый настоящий кес. Правда, разговор с ним будет многоступенчатым в силу необходимости перевода, поскольку, кроме языка страны исхода, никаких других он решительно не понимает.
И вот в зал медленно заходит немолодой чернокожий гражданин с окладистой седой бородой. На нем наглухо застегнутая байковая ковбойка, сверху серый костюмный пиджак, костюмные же брюки заправлены в высокие носки грубой вязки, на ногах опорки, напоминающие «галоши национальные» советских времен, на голове той же породы шляпа — мятая пенсионерская из лески. Зато в руках — самый настоящий библейский посох. Длинный, сучковатый и вытертый натруженной рукой патриарха до стеклянного блеска.
Перевод нам не понадобился. Кес важно кивнул нам, уселся на стул среди подобострастно раздвинувшихся молодых и немедленно задремал, умудрившись сохранить при этом вид серьезный и значительный.
— Кес — это кто? — спросил я у нашего сопровождающего. — Раввин?
— Ну да, в общем, пожалуй, раввин, да. Но не только. Он, понимаете, кес…
— Учитель, судья?
— Судья, да… И учитель, конечно. Раввин, учитель, да. Но прежде всего, он — кес.
— Глава общины? — я начинал терять терпение.
— Именно, — обрадовался сопровождающий. — Именно, глава общины. Но… — он виновато посмотрел на меня, — не совсем. Понимаете, он все-таки кес.
— Старейшина, что ли? — я уже готов был завопить и затопать ногами.
— Конечно, старейшина, — согласился неловкий наш Вергилий. — И глава общины. И раввин. И судья. Но еще и кес…
И я, пришелец, остался в раздраженном недоумении. А старикан в шляпе и галошах спокойно дремал в окружении соплеменников, прекрасно понимавших его суть и значение.
Таня снова без штанов
Воспользовавшись — как призналась, краснея, сама Татьяна — одним из советов Галины Дормидонтовны (хотя и не объясняя, несмотря на наши решительные требования, каким именно), секретарша сумела-таки одним темным зимним вечером загнать подлеца-Толика в угол редакции. Выход из угла был лишь один — через диван. Видимо, решив, что этого все равно не избежать, и к тому же темнота, Толик сдался. И ровно в момент его капитуляции звякнули ключи, и — «…птвоюмать!» — в офис ввалился Доктор. Он забыл бумаги, которые могли понадобиться ему при общении со службой рассылки следующим утром.
Парочка застыла на диване, надеясь, что нужда не заставит технического директора войти именно в эту комнату. Но нужда, естественно, заставила. Он вошел, зажег свет, без интереса посмотрел на диван и поощрительно произнес: