Потом за горючим бегали мы с батюшкой. После третьей ходки Доктор был пойман компанией каких-то развеселых молодых евреев, уведен ими к Памятнику героям Плевны и принужден к питию водки. Последовав за ними, мы с отцом Владимиром, удобно расположились на ступенях памятника-часовни и наслаждались прозрачным теплом осеннего вечера.
— Ну, пожалуй, пора, — с грустью сказал священник, не сумев вытряхнуть из бутылки больше ни одной ядовито-красной капли, и попытался встать. — Домой-ой-ёй...
Я поднялся вслед за ним. Несмотря на полный штиль, ощутимо штормило.
— Батюшка, а что скажет матушка?
— М-матушка… А что матушка?.. — священник прищурил глаз и мотнул головой. — Матушка скажет: «Опять?!»
Спустя какое-то время карьера отца Владимира резко рванулась вверх. Вид у него сделался сытый и важный, он начал часто появляться на телеэкранах и с учительным видом нести такую державно-обскурантистскую мракобесицу, что некоторые подросшие детишки из интеллигентных семей, которых он когда-то крестил, поспешили спрятать подальше от посторонних глаз свои свидетельства о крещении за его подписью.
Как-то незадолго до этого неприятного превращения я заехал к Крамареву в день, когда он, по его собственным словам, «отбывал служебную повинность». Была поздняя осень, но день сухой и ясный. Невысокая старинная колокольня, словно очерченная тушью по акварельному пейзажу, неярко краснела на фоне глубокого сероватого неба.
— Какая красивая церковь у вас, отец Владимир…
Священник, прищурившись, окинул взглядом каноническую территорию своего отдела, пожевал губами и пробасил:
— Н-ничего церквушка. Вот только райончик спальный…
В лице священника Крамарева, так часто появляющемся на экране телевизора, люди, раздраженные происходящим в церкви и в обществе в целом, в том числе многие старые приятели отца Владимира, опознали то, что их, собственно, раздражает. И посыпались ядовитые насмешки и гневные посты в интернете…
Но ему это — все равно. У него теперь новые приятели. А мне, признаться, жаль. Я был бы вовсе не против снова услышать после какого-нибудь раута негромкий вопрос, заданный тяжелым грудным басом:
— Ну, что, по традиционной?..
В конце
Шеф начал лажаться. То ли с годами поистратился запас обаятельной легкости, неизменно выручавшей нашего учредителя в самых нелепых ситуациях, то ли многолетняя его ненавязчивая удача начала, утомившись, временами отворачиваться от него.
Сначала Дедушка попытался самостоятельно вести дела очередной фирмы, в которую был приглашен на руководящий пост ради общей представительности. Ничем не мотивированное самоощущение успешного бизнесмена заставило нашего учредителя совершить ряд эффектных действий, результатом каковых стало возбужденное против него уголовное дело по экономической статье.
Как-то Дедушка — похудевший и посеревший — явился в редакцию с увесистым свертком в обмотанной широким скотчем посторонней газете и попросил меня положить это в сейф — сам он кода, естественно, не помнил. После чего пошептал что-то в коридоре в телефон и удалился с загадочным видом. Вернувшись через час, он истребовал у меня сверток и снова исчез. Еще через час шеф снова появился в моем кабинете, тяжело опустился на стул и, выдохнув, негромко произнес:
— Все… Делу капут. Закрыли…
Я догадался:
— Так это была…
— Взятка, конечно… — устало кивнул шеф.
— Внушительно, однако…
— А ты как думал?.. Какая услуга, такая и оплата.
Пожертвование для борцов с экономической преступностью стало прощальным благодеянием истинных владельцев дедушкиной фирмы. Бизнес-начинание нашего шефа в очередной раз потерпело сокрушительное фиаско. На крах финансового благосостояния немедленно отозвалось состояние здоровья. «Простата хуже воровства», — мрачно шутил Дедушка, морально готовясь к операции.
К счастью, медицинская история тоже закончилась благополучно. Дедушка поправился, совершенно позабыл о неприятностях с юстицией, вновь набрался сил и самоуверенности. И начал лажаться на еврейском фронте.
Собственно, первый звоночек прозвенел еще до начала неприятностей с фирмой и здоровьем. Дедушка из пижонства явился на заседание Правления КЕР в сопровождении шофера своей служебной машины, которого публично назначил своим телохранителем. В конце-концов, он, Лоэнгрин Матвеевич, тоже бизнесмен. И потому, как и ряд присутствующих, вполне имеет право на собственного охранника…
На правление приглашались те, кто просил у КЕР денег на свои проекты, и чьи просьбы уже были одобрены Советом, — для подтверждения и утверждения.