Два поколения евреев имели исключительные, невероятные возможности для реализации себя. Потом еще два поколения имели возможности… ну, скажем так, очень неплохие. Если кто-то еще не воспользовался этими возможностями — значит, реализовывать просто-напросто нечего.
«Патриотизм — последнее прибежище подонка», — любил повторять Булат Окуджава, и я только позволю себе невинно спросить:
— Что, и для Кутузова — тоже? И Суворов — подонок, спрятавшийся в патриотизм?
Но есть более точное наблюдение: национализм очень часто — последнее прибежище неудачника. Хоть так он может почувствовать себя полноценным, нормальным человеком, частью какого-то уважаемого всеми сообщества. Ведь в другие сообщества — творческие, профессиональные, культурные — его или не пускают, или он не занимает в них места, на которое претендует.
Но, конечно же, сильнее всех разочарованы советские люмпен-евреи. Те, что оказались неспособны стать ни современными людьми, ни людьми европейской культуры. Кто в своих пиджаках и блузках, со своими портфелями и книгами под мышкой, в своих «Жигулях» и вагонах метро остаются не людьми современной цивилизации, а костюмированными туземцами.
Сухой остаток когда-то бывшего еврейства, песок, просыпавшийся между пальцев истории, идеологические евреи обладают двумя очень приметными и довольно-таки неприятными свойствами: стремлением любой ценой доказать самим себе и всему миру, что «виноград зелен», что учиться чему-то и делать что-то и вообще не имело никакого смысла. Цивилизация не для них? Значит, это неправильная цивилизация! И вообще она никому не нужна! Учиться они не умеют и не хотят? Значит, учиться вообще вредно и бессмысленно! Они не могут нормально жить в России? Пора бежать из «этой страны»! (А в Израиле скоро опять станет плохо…).
Как часто я слышал от этих то напыщенных, то жалких бедолаг что-то в духе незабвенного Губермана:
Предки, молившиеся на книги; предки, для которых книжное учение было религиозной нормой… Те самые предки, возвращение к которым вы, сударь, объявили своей главной жизненной целью… Эти предки не одобрили бы вас, Игорь Миронович! В чем преимущество традиционных культур (в том числе и еврейской) — тот, кто думал задницей, этим хотя бы не хвастался.
Что тут поделать! Кого книги делают умней, а кто, хоть перечитай целые библиотеки, — все равно поумнеть не в состоянии. Еще во времена Шломо-Соломона было понятие: обучаемость.
Другой вопрос, что когда обучаемость человека очень низка, способность других чему-то научиться кажется личным оскорблением. «Кричат им вослед…». Вот и вторая типичная особенность: люмпен-евреи, особенно идеологические евреи, полыхают злобной завистью ко всем состоявшимся, счастливым, материально обеспеченным людям.
Многие творения идеологических евреев просто пронизаны раздражением и ненавистью. Хотя бы стихи Д. Маркиша из журнала «Сион».
Что прямо-таки восхищает, так это злобность, пышущая в этом стихотворении, написанном по-русски и на том же языке опубликованном в журнале «Сион», в Израиле. Что еще удивительнее, так это то, что сам господин Маркиш совершенно этой злобности не замечает. И как ему хочется дожить до возможности «встать в почетный караул»! С каким восторгом он встанет, представься ему эта возможность!
Эта злобность в огромных дозах проявлялась в конце 1980-х — начале 1990-х, когда отъезжанты стали, уже не скрывая, уже чуть ли не бравируя своей злобностью, обрушивать ее на остающихся.
Конечно, это сплошь и рядом желание доказать самим себе и окружению верность своего выбора, проявление утробной ненависти к «стране бывшего проживания»… Представляете, что написал бы Белинков, проживи он подольше вне «зверь-державы», лежащей в «яме Земли», не под облаками душного, подсвеченного кровавым пара!
Этим людям очень неприятно уже то, что Россия и без них превосходно продолжает существовать. Они «посолили» ее своим чудным, бесценным присутствием — а она, сволочь такая, мало что не оценила, так еще и преспокойно продолжает жить, даже как-то не заметив этих драпающих за жратвой!
Но проявляется в их воплях и злобность иного рода: этим людям было крайне неприятно, что вообще существуют на свете, а тем более в России, благополучные люди. В средствах нагадить они не особенно стеснялись, — и чего стесняться, если владеешь истиной в последней инстанции, и чего тут чикаться, когда от этих людей уже ничего и никогда не будет нужно?
Это касалось, как ни дико, и близких людей. У тех, кто считает русского или русскую своими друзьями, все равно есть это удивительное желание: нагадить любой ценой. У моей жены была (впрочем, и есть) близкая подруга, Анна Ваксман. Как раз во время ее отъезда моя жена оформляла документы для поступления в аспирантуру, и это вызывало приступы тупой злобы со стороны Анны: ее папа ученой степени не имел, хотя и очень старался ее получить. Поведение Елены Викторовны выглядело чуть ли не предательством: как она смеет хотеть научной карьеры, да еще говорить об этом с таким энтузиазмом?! Тут «эта страна» разваливается на части, ничего хорошего в России быть в принципе не может, надо немедленно бежать, а она!.. И вообще — как она смеет мочь то, чего не могут неудачники!
В попытках Анны Ваксман вбить клин между мной и моей женой огромную роль играло, конечно, и желание оторвать любимую подругу от «этого ужасного Буровского», который крутит пальцем у виска и смеется над этими «беженцами», над их высосанными из пальца воплями про «преследования антисемитов». Но прослеживается и другой мотив: наверное, госпоже Ваксман очень уж невыносимо было думать, что в «этой стране» остаются благополучные, счастливые люди. А мы (сволочи какие!) были очень счастливы и плевать хотели на карканья и наговоры.
Такое поведение тем более удивительно, что, судя по всему, дружба и правда была, даже и есть: Анна Ваксман несколько раз присылала посылки, в том числе с вещами для наших дочек — исчадий чудовищного Буровского. А недавно (в августе 2001 года) приехала в гости к моей жене и провела в ее обществе несколько дней (не побоялась погромов и антисемитов).
Даже более обеспеченная жизнь на Западе не настраивает, как правило, неудачников на более спокойный лад. Советский Союз вообще классическая страна богатых неудачников. Это в странах более благополучных чем человек успешнее, тем и богаче. В СССР ученый или писатель мог иметь зарплату порядка 200 рублей в месяц и считаться человеком, сделавшим хорошую карьеру. Вынужденный уйти, человек зарабатывал до 500 на автомойке или до 800, торгуя жвачкой и презервативами… Но в глазах общества он был неудачником.
Если еврей претендовал на то, чтобы иметь ученую степень или быть популярным писателем, а теперь стал чиновником иммиграционного ведомства в США или торговцем компьютерами в ФРГ, он может иметь гораздо больше, чем имел в СССР. Но этот способ зарабатывать на жизнь — более «низкий», чем тот, на который он претендовал. И бедняга остро ощущает свою отверженность и неуспех. В ФРГ мне довелось встречать евреев, которые буквально не давали себе ни единого часа отдохнуть от ненависти к оставшимся. Особенно к тем, кто успешно занимается наукой или чьи книги расходятся большими тиражами.