Вопрос: зачем люди пытаются «выскочить из собственной шкуры»? Какая сила и куда влечет? Видимо, та же самая, что влекла дедушек-прадедушек прочь из местечек, заставляла выкрещиваться, а при советской власти заставляла переходить на русский язык и получать образование не в иешиве, а в университете. Сила эта — недовольство своим положением.
Наивные западные правозащитники, великовозрастные дети цивилизованных стран и народов, искренне считают: если люди своим положением недовольны, значит, их дискриминируют. А сами эти люди хотят быть, «как все», хотят «честной игры» по отношению к ним.
Но такой вариант — только один из трех возможных. А возможны и еще два:
1. Люди недовольны утратой привилегированного положения, считают несправедливым быть как раз, «как все». И это — распространенный вариант.
Сколько раз слышал я в еврейских компаниях слезливые вопли про отмену статьи в УК, каравшей за антисемитизм! Сколько раз евреи вспоминали, как славный и сладкий сон, те двадцать лет своего абсолютного могущества! Какая страшная обида глодала их! Обида на то, что вот — сперва дали, а потом отняли, негодяи!
2. Люди разочаровались в идеологии… В какой-то данной, конкретной идеологии. Они вовсе не хотят прекратить жить в идеологическом поле. Они хотят сменить идеологию, и только. Идеологию вообще время от времени рекомендуется менять, потому что любая идеология не может ни дать обещанное тем, кто за ней пойдет, ни воплотить в жизнь свои лозунги. Идеология — это ложь по определению, и ничего тут поделать нельзя.
Сменить идеологию в 1970-е, а особенно в 1980-е захотели не одни евреи, но многие в СССР. Коммунизм к 1980 году, как не очень трудно заметить, построен не был, и это наводило на размышления даже его самых активных сторонников.
Рухнула идеология, рассыпалась, и «вдруг все заметили — когда-то при еврее остерегись, худого слова о советской власти не скажи, а сейчас если еврей — смело катай, не опасайся!» [227, с. 56].
Другой вопрос, что, убедившись в лживости идеологии, можно излечиться от привычки жить лозунгами вообще. Любыми лозунгами. А можно тут же переключиться на какую-нибудь другую идеологию.
«Но с 30-х советских годов на смену горделивым, подробным и поименным перечислениям всего и всех, причастных к революции, в историко-политических публикациях возникло какое-то неестественное табу на упоминание численности и роли именно евреев в российском революционном движении, и ссылки на то с тех пор воспринимаются болезненно» [6, с. 236].
С одной стороны, стали все громче заявлять о себе те, в ком не было «…ни крупицы боли за погибший русский народ. А к боли за еврейский, ко внутренней боли за еврейский меня призывают неустанно, неуклонно» [227, с. 62].
Вышел на поверхность и «советский общественный антисемитизм», этот «неосмысленный отзыв на то первое послереволюционное пятнадцатилетие» [227, с. 64].
В 1960–1980-е годы возникало множество самых невероятных сект и «учений», и дальше шло только от плохого к еще худшему, вплоть до уже совершенно фантастических бредней Петухова про русов-индоевропейцев и Кандыбы про Новгород — праматерь всего человечества.
Почему?! Да потому, что люди искали идеологию взамен той, в которой разочаровались. И еще потому, что чем сильнее замордован, унижен, оскорблен человек — тем выше ему хочется взлететь. Сделать это можно с помощью наркотика. Можно с помощью бутылки с сивухой — особенно если собираются единомышленники и укрепляют друг друга в убеждении: мы-то люди как раз самые правильные, хорошие, это наши мучители — гады. Жены там всякие, правители, предприниматели, святая сила с нами, евреи…
Но самый лучший способ воспарить — это, конечно, идеология. Волшебное чтение Гроссмана и Голды Меир, Жаботинского и всей «Библиотечки Алии» превращает его из замученного жизнью глубоко советского неудачника в представителя древнего, единого, неделимого и уникального сверхнарода, создавшего всю западную цивилизацию.
С одной стороны, «из советских генетических евреев — тем, что их преследовали, не принимали на работу, сначала разрешили, а потом запретили выезжать — образовали локальную группу, но не этническую, конечно, а идеологическую» [218, с. 317].
С другой стороны, перед носом евреев и тех, кто захотел бы стать евреями, повисла очень сочная идеологическая морковка: превращение из твари дрожащей, изгоя советского общества, в право имеющего, в гениального от рождения побочного владыку Вселенной, создателя всей современной цивилизации.