Возможность легального выезда за границу появилась у беженцев из отделившихся от России государств, когда с ними были установлены дипломатические отношения. Уже в апреле 1918 г. еврейских беженцев пригласили в Евком для выяснения вопроса об эмиграции. Те, кто не мог получить официального разрешения на выезд, тайком и с риском для жизни переправлялись по зыбкому льду залива в соседнюю Финляндию. Прожекторы, патрули и выстрелы из крепости Кронштадт не останавливали беглецов.
И все же эмиграция была уделом относительного меньшинства. Большая же часть бежала из города в провинцию, в сельскую местность в поисках куска хлеба. Сказывалось также прифронтовое положение Петрограда, выезд из которого поощрялся, а въезд с 15 июня 1918 г. был воспрещен. Летом 1918 г. Ленин, смирившись с мыслью, что Петроград придется сдать, решил укрепиться в глубине страны, опираясь на верных большевикам петроградских рабочих. Поскольку на организацию их переселения у власти не было средств, Ленин обратился к рабочим и призвал их обходиться своими силами:
Сидеть в Питере, голодать, торчать около пустых фабрик, забавляться нелепой мечтой восстановить питерскую промышленность или отстоять Питер — это глупо и преступно. Это гибель всей нашей революции. Питерские рабочие должны порвать с этой глупостью, прогнать в шею дураков, защищающих ее, и десятками тысяч двинуться на Урал, на Волгу, на Юг, где много хлеба...
Население города сокращалось и из-за непрекращающегося поголовного призыва в Красную армию. Всего с июля 1918 г. по апрель 1919 г. было мобилизовано более 170 тыс. человек.
Все это привело к катастрофическому обезлюдению города. С декабря 1917 г. по август 1920 г. общая численность населения в Петрограде упала с 1,9 млн. до 722 тыс. (и это по сравнению с 2,5 млн. в феврале 1917 г.). По переписи августа 1920 г., в которой графа «вероисповедание» была заменена вопросом о национальности, в Петрограде значилось 25 453 лица, назвавших себя евреями. Сюда не вошли военнослужащие, а также те, кто не считал себя более евреем. По мнению демографов В.Бинштока и С.Новосельского, действительное число евреев в городе в 1920 г. составляло не менее 30 000, то есть уменьшилось на 40% по сравнению с началом 1917 г. В тот же период общая численность населения упала в 3,46 раза, или на 71,1%.
Разница в темпах сокращения еврейского и нееврейского населения частично объяснялась сравнительно низкой смертностью евреев. Однако решающая причина была, очевидно, в том, что петроградским рабочим (вчерашним крестьянам) в случае закрытия фабрики и нехватки продуктов естественно было вернуться в родные села Петроградской, Новгородской, Псковской, Ярославской, Тверской губерний, откуда большинство из них происходило и где еще оставались родные, а значит, и возможности устроиться. Между тем местечки и города, откуда были родом многие петроградские евреи, не говоря уже о беженцах, находились за линией фронта. Во всяком случае, до окончания войны возвращаться этим людям было некуда. Доносившиеся слухи о еврейских погромах в провинции также препятствовали переселению евреев. Предпочитая голод и холод смертельной опасности, многие из них остались в Петрограде.
Евреи на советской службе
Из тех, кто остался в городе, немалая часть хлынула на государственную службу, заменяя на этих местах «саботажников» — профессиональных чиновников. Это явление уже в феврале 1918 г. с горечью отмечал Рассвет, обвиняя перешедших к большевикам в отсутствии совести и принципиальности. Видимо, несколько преувеличивая, автор фельетона писал:
Статистических данных у меня нет, но из круга моих знакомых добрая половина пошла на государственную службу: бывший еврейский учитель моих детей поступил в военное ведомство; «унтер-шамеса» нашей молельни я встретил с ружьем через плечо, — милиционерствует; знакомый репортер состоит комиссаром по очистке снега; продавец из кошерной лавки работает в какой-то комиссии, — кажется, по выработке конституции; мой жилец, психоневролог первого курса, работает по снабжению, чем — точно не знаю; моя переписчица заведует какой-то крепостью или тюрьмою.