Почти поголовная грамотность евреев обеспечивала каждого желающего местом на государственной службе. Вот как объяснял сионистский журналист А.Идельсон подъем евреев по ступеням власти по мере развития революции:
Когда нужен был заведующий участковым комиссариатом с юридическим образованием, среди русских юристов, занятых либо в сословии, либо на государственной службе, его трудно было найти, а евреев свободных было сколько угодно. Если в военной роте были грамотные русские люди, они состояли в офицерских чинах и не могли пользоваться доверием солдат, грамотные же рядовые, иногда даже с высшим образованием, оказывались только среди евреев, и естественно, что их главным образом выбирали в советы. Точно так же обстояло дело в других областях. Русская интеллигенция еще при старом режиме так или иначе находилась в верхних рядах; среди демократии же, среди плебса, большинство образованных людей состояло из евреев, и по мере того, как низы все более продвигались к кормилу власти, роль евреев начала возрастать.
Идеология большевистских вождей исключала дискриминацию по национальному признаку. Еврейское происхождение впервые стало скорее плюсом, чем минусом при поступлении на работу, так как наниматели знали, что погромы Белой армии превращали даже обеспеченных евреев в вынужденных сторонников советской власти. Классовая политика властей, как и эмиграция русской интеллигенции, освобождали евреям места служащих в учреждениях и жилье в столичных квартирах.
Евреи, привлеченные в Красную армию или в ЧК, получили, помимо гарантированного пайка, возможность наконец отомстить своим вчерашним мучителям. Герой рассказа Исаака Бабеля «Дорога» описывает свое устройство на работу в петроградскую ЧК:
Меня сделали переводчиком при Иностранном отделе. Я получил солдатское обмундирование и талоны на обед. В отведенном мне углу зала бывшего Петербургского градоначальства я принялся за перевод показаний, данных дипломатами, поджигателями и шпионами. Не прошло и дня, как все у меня было, — одежда, еда, работа и товарищи, верные в дружбе и смерти, товарищи, каких нет нигде в мире, кроме как в нашей стране.
Часть петроградских евреев пошла на партийную службу. Так, по данным Хроники еврейской жизни, в сентябре 1918 г. среди партийных работников евреи составляли 9%, а среди ответственных работников их оказалось больше половины (54%). Видимо, массовые мобилизации коммунистов в армию и в продотряды истощили слой большевиков-ветеранов, что способствовало продвижению вверх новых работников-евреев. Чем выше рангом был руководящий орган Петрограда, тем больший процент евреев входил в его состав. Приблизительная оценка показывает, что в Горкоме и Губкоме РКП(б) доля евреев достигала 45% в 1918 г., правда, к 1921 г. она снизилась до 22%. (табл.1.2). Много евреев входило в Президиум Петросовета и в Президиум Совета профсоюзов.
У населения могло создаваться впечатление о еще более значительном участии евреев в советских и партийных органах, так как их имена то и дело мелькали в газетах. На митингах, конференциях, заседаниях евреи выступали сравнительно чаще других. Вот как, к примеру, выглядел распорядок дня 10-й городской комсомольской конференции, открывшейся 5 января 1920 г. Сначала со словом о текущем моменте выступил Зиновьев, затем с отчетом горкома комсомола — Слосман; Каган выступил по политической работе и организационному вопросу, с приветственным словом от городских работниц к собравшимся обратилась Иткина, а от имени ЦК ВЛКСМ говорил Закс. Даже сообщая о советских чиновниках, нарушивших закон, газеты нередко упоминали еврейские фамилии.
Можно сказать, что в условиях «военного коммунизма» подавляющее большинство петроградских евреев переживало тяжелейший кризис. За короткий промежуток времени они лишились политических и гражданских свобод, экономической независимости, лидирующего положения в еврейской общественной жизни страны, а также надежд на лучшее будущее, принесенных падением самодержавия. На их глазах Петроград превратился из процветающей европейской столицы в город-призрак, охваченный голодом, холодом, эпидемиями и террором, спешно покидаемый его жителями. Замерла общественная и культурная жизнь, оборвалась прежде интенсивная связь с внешним миром. «Петрополь умирает», — сказал поэт. Петроград, породивший Октябрьскую революцию, оказался сам ее жертвой.
Привыкшие постоянно помогать своим собратьям в провинции, петроградские евреи теперь сами столкнулись с проблемой физического выживания. Единственным выходом из положения оставалась государственная служба, куда евреев принимали теперь без дискриминации. Однако быстрое выдвижение евреев на советской службе усиливали антисемитские настроения. Хотя Петросовет и боролся с антисемитизмом, эта борьба не достигала цели и только укрепляла уверенность горожан в том, что ненавистная им власть — «жидовская».