Изменения в социальном составе ленинградских евреев в 1923 — 1926 гг. (табл. 1.4) отражали одновременно влияние традиции, советизацию и возрождение товарно-денежных отношений. Очевидно, что значительная часть ленинградских евреев была полна решимости возможно быстрее интегрироваться в советскую систему. Но были и такие, кто поверил в то, что НЭП постепенно приведет к восстановлению дооктябрьского порядка, или надеялся использовать НЭП для сохранения своей экономической независимости от государства. На первую тенденцию указывал прежде всего бурный рост процента советских служащих среди евреев. На вторую — гипертрофированный, по сравнению с окружающим населением, процент независимых хозяев и лиц свободных профессий.
В период НЭПа государственная служба становится главным занятием евреев Ленинграда, вытеснив торговлю. К 1923 г. уже успел вырасти большой слой (30,5%) евреев-служащих. К концу 1926 г., в результате начавшегося восстановления промышленности, число их в Ленинграде достигло 17413 человек, составив 40,2% всех самодеятельных евреев города, что намного превышало среднюю долю служащих среди евреев СССР (23,4%). Подавляющее большинство ленинградских евреев-служащих было занято в государственном секторе, 363 человека — в кустарно-ремесленной промышленности и еще некоторое количество — в частной торговле. Процент служащих среди евреев втрое превышал процент рабочих, тогда как у неевреев рабочих было гораздо больше, чем служащих.
Необычайно емкое определение понятия «служащие» (иногда их называли «служащие и работники умственного труда»), как «лиц, занятых по найму и непосредственно не участвующих в производстве», позволяло включать в данную категорию и фабричного учетчика, и чиновника, и инженера, реальное социальное положение которых очень различалось. Служащие и интеллигенция не удостаивались идеологического доверия властей, однако партийная верхушка очень быстро осознала незаменимость этого слоя в укреплении государственно-бюрократического аппарата. Поэтому фактически положение служащих в обществе было не ниже, чем у пролетариата, и постоянно улучшалось. В 20-х значительную часть государственных служащих все еще составляли бывшие царские чиновники, от которых советская власть стремилась избавиться. Евреи, как более грамотный элемент, были первыми претендентами на занятие их должностей. Наибольшей популярностью служба пользовалась у молодежи, видевшей в ней верный способ продвижения по социальной лестнице. Усиливавшееся давление властей на частный сектор было дополнительной причиной, вынуждавшей независимых хозяев из местечек, переезжая в город, менять свое занятие на советскую службу. По той же причине между 1923 и 1926 гг. вдвое уменьшился процент лиц свободных профессий, часть которых стала работать на государство. Превращение владельца лавки в завмага (заведующего государственным магазином) был куда менее болезненным, чем переход торговца к традиционно непопулярным среди евреев сельскохозяйственному или фабричному труду.
59,3% евреев-служащих Ленинграда составляли торговые и хозяйственные служащие, учетно-контрольный и медико-санитарный персонал (табл. 1.5). Это превышало и без того непропорционально большую долю указанных категорий служащих евреев в Москве (51%), Белоруссии (53,1%) и на Украине (57,5%). Напротив, служба в органах безопасности (очевидно, в милиции) была в 1923 г. в 7 раз более популярна среди неевреев, чем среди евреев, а в 1926 г. — в 11 раз.
В 1926 г. половина ленинградских евреев служила в государственных учреждениях (49,4%), четверть (25,6%) — в торговле и кредите, 15,7% были заняты в фабрично-заводской промышленности. Менее 5% евреев-служащих Ленинграда были заняты в сельском хозяйстве, железнодорожном и городском транспорте и в строительстве вместе взятых. Такая же картина наблюдалась повсеместно в Европейской части СССР, с той особенностью, что в других районах процент занятых в торговле и кредите был несколько выше за счет служащих учреждений.
Ленинградские евреи не спешили принять участие в желательном для государства процессе пролетаризации. Только 7% самодеятельных евреев в 1923 г. были рабочими, по сравнению с 27% в нееврейском населении. Помимо непопулярности у евреев фабричного труда и боязни антисемитизма в рабочей среде, существенной причиной данного явления были кризис и запустение ленинградских заводов, особенно тяжелой индустрии, куда первые годы НЭПа не сумели вдохнуть жизнь. Из-за введенного «хозрасчета» администрация предприятий провела массовые увольнения, сохранив профессиональных рабочих и уволив «псевдорабочих» (в том числе многих евреев), которые поступили на заводы в период «военного коммунизма», чтобы получать повышенный паек. Другим связанным с кризисом фактором являлась низкая зарплата. Исключая несколько военных заводов и обувную фабрику «Скороход», средний заработок ленинградского рабочего в октябре 1923 г. равнялся 26 р. 30 коп., что составляло, по утверждению Ленинградской правды, только 78% довоенного заработка. В 1924 г. еврейских рабочих на государственных предприятиях почти не было, о чем дают представление выборочные данные Нацотдела Губкома партии (табл. 1.6). Очевидно, большинство еврейских рабочих Ленинграда было занято в мелкой, главным образом кооперативной и частной промышленности.