В 1925 г. ВСНХ принял специальную программу по восстановлению тяжелой промышленности Ленинграда, которая ускорила индустриальное возрождение города. Оживавшие фабрики и заводы открыли свои ворота для новых рабочих, заработки которых были повышены. На заводы пошли и евреи, в первую очередь иммигранты и безработные, которые не видели возможности зарабатывать иным способом. Не последнюю роль сыграло и ужесточение правил выдачи пособий по безработице, введенное в промежутке между двумя переписями (см. ниже). С 1923 г. по 1926 г. процент рабочих среди самодеятельных ленинградских евреев вырос почти в два раза (табл.1.4), составив 13,5%, что значительно превышало аналогичный показатель по Москве (8,3%), но было в 2,5 раза ниже, чем у неевреев Ленинграда (33%).
Большинство еврейских рабочих Ленинграда в 1926 г. было занято в государственном секторе (64,1% — в фабрично-заводской промышленности, 4,7 — в транспорте, 3,4% — в строительстве), и только 13% — в кустарно-ремесленной промышленности.
Профессиональный состав еврейских рабочих Ленинграда в 1926 г. был весьма специфическим (табл. 1.7). В связи с большим количеством крупных металлообрабатывающих и машиностроительных предприятий в городе, удельный вес металлистов среди евреев-рабочих был вдвое выше, чем в среднем по стране, хотя и существенно ниже, чем среди нееврейских рабочих. То же соотношение сохранялось и у текстильщиков. Высокой, по сравнению с неевреями, была доля швейников, кожевников, печатников — традиционных еврейских профессий, близких к кустарным ремеслам или требовавших квалифицированного труда. Значительное количество евреев было чернорабочими и представителями таких новых для евреев профессий, как строители, транспортники, горнорабочие (указаны в табл. 1.7. в категории «прочие»). По степени представленности евреев в рабочих профессиях в Ленинграде горнорабочие оказались на втором месте (7,2% всех рабочих отрасли), пропустив вперед только швейников (8,1%), но опередив печатников (4,2%), кожевенников (3,3%), бумажников (2,2%), металлистов (2,2%). Таким образом, с середины 20-х наблюдался определенный рост доли наемных рабочих среди евреев Ленинграда (очевидно, за счет приезжего элемента). Однако процент рабочих среди евреев продолжал оставаться значительно ниже, чем в целом среди жителей города.
Важным показателем советизации ленинградских евреев являлась их представленность в ВКП(б) и высших органах власти города. С ростом численности партии доля евреев в ней, как и представителей других национальных меньшинств, уменьшалась. Если в 1918 г. процент евреев в Петроградской партийной организации примерно соответствовал их доле в населении города, то к началу 1926 г. доля евреев-коммунистов снизилась до 2,7% (2 398 человек), по сравнению с 5,65% евреев среди городского населения. Эта доля была гораздо ниже, чем процент евреев в партии в среднем по стране. Среди евреев Ленинградской области (не считая самого Ленинграда) в начале 1927 г. только 1% числился членами и кандидатами в члены партии, намного уступая латышам (4,1%) и полякам (1,5%). Относительно небольшой процент евреев-коммунистов проистекал, быть может, из-за наличия массива иммигрантов из местечек, не успевших переориентироваться на новые советские ценности, а также из-за высокого процента «лишенцев», для которых вступление в партию было практически закрыто. Можно предположить и то, что многие евреи, брошенные послеоктябрьскими погромами и военным коммунизмом в объятия советской власти, с приходом НЭПа потеряли желание советизироваться, поскольку появилась возможность существовать и не сотрудничая с большевиками. Высланный в 1922 г. из Петрограда за границу экономист и еврейский общественный деятель Борис Бруцкус в своем интервью корреспонденту Рассвета отмечал, что «роль евреев в верхах большевизма явно падает»: