Особенностью еврейского кустарного промысла в Ленинграде являлась высокая доля металлистов, почти вдвое превышавшая таковую в Москве (12,6%), не говоря уж об Украине и Белоруссии. Как известно, индустриальная база города в первой половине 20-х восстанавливалась медленно, поэтому кустарям здесь было легче найти пустующие производственные помещения, брошенные станки, неиспользуемые с военного времени запасы сырья. К тому же для мелкого производства, скажем, выпуска примусных игл или зажигалок, в качестве сырья годились отходы крупной промышленности.
Двумя следующими, почти равными по численности группами являлись кожевенники (главным образом — сапожники) и трикотажники. Важным преимуществом их профессий, как и швейников, была возможность работать дома, без найма специального помещения. Доля трикотажников среди ленинградских (и московских) евреев значительно превышала средний по стране процент трикотажников среди еврейских и нееврейских кустарей. Популярность этого занятия в еврейской среде объяснялась получением некоторыми трикотажных машин от родственников и еврейских организаций помощи из-за границы. Сырье для работы поставлялось из Прибалтики, иногда контрабандным способом.
Работая в кустарном производстве, и независимый ремесленник, и наемный рабочий сохраняли автономность от государства, были лучше защищены от антисемитизма, могли соблюдать религиозные предписания и говорить на родном языке. С другой стороны, труд в кустарной промышленности был не менее тяжелым, чем на заводе, а продолжительность рабочего дня не ограничена. Хозяева, особенно имевшие наемных рабочих, подвергались правовой дискриминации. Серьезной проблемой еврейских кустарей был дефицит сырья, так как большинство из них было занято в тех отраслях промышленности, где нехватка материалов ощущалась более всего. Закупая большую часть сырья по ценам частного рынка, кустарь был вынужден повышать цены на свою продукцию, что усложняло сбыт, несмотря на наличие товарного голода. Низкая квалификация части производителей, ставших кустарями поневоле, сказывалась на качестве.
В период ликвидации НЭПа количество занятых в кустарной промышленности города резко сократилось из-за усилившегося нажима на частных хозяев и преимуществ, предоставлявшихся государством производственным кооперативам — артелям. Уже к осени 1929 г. 6-7 тысяч еврейских кустарей были объединены в 100, как минимум, производственных артелей. Часть еврейских артелей — «Древпила», «Древстоляр», «Лесотруд» и другие — входили в трест «Производсоюз». Несколько артелей было организовано усилиями еврейских общественных и религиозных организаций города. Вышедшее в ноябре 1929 г. постановление Совнаркома «О мероприятиях по улучшению экономического положения еврейских масс» содержало директиву об усилении кооперирования еврейских кустарей, что привело к почти полному вытеснению одиночного кустарного производства артельным. Хотя артель, не будучи государственным предприятием, еще позволяла кустарям сохранять некоторую долю независимости, но и она оказалась ненадежным прибежищем, так как политика «интернационализации» артелей, проводившаяся властями в те же годы, затрудняла функционирование коллективов, а иногда и отдавала артельщиков на произвол антисемитов.
Вторую по численности группу независимых хозяев у ленинградских евреев в середине 20-х составляли торговцы. Разрешение частной торговли привело к резкому увеличению ее роли в первые же годы НЭПа. Однако чрезмерный рост посреднического процента (так называемый «кризис ножниц») заставил правительство принять в 1924 г. меры по контролю и регулированию внутренней торговли. Государственный и кооперативный секторы были освобождены от части налогов, в то время как налоговое бремя на нэпманов усилилось. В результате уже в 1924 г. Губфинотдел приступил к опечатыванию сотен магазинов за неуплату ставших непосильными налогов. В 1925 г. 80% всех подоходных налогов в Ленинграде собирали с торговцев, хотя они составляли не более шестой части из 118 тысяч плательщиков налогов. За второе полугодие сумма налога, взимаемая с этой группы, увеличилась еще на 78%, хотя сама группа выросла только на 8%.
В 1926 г. в Ленинграде было зарегистрировано 1959 евреев-торговцев, из которых 552, то есть более четверти, составляли хозяева с наемными рабочими, а остальные были одиночками (939), хозяевами с работающими членами семьи (273) и самими помогающими членами семьи (195). Торговля перестала быть, в отличие от дореволюционного времени, основным еврейским занятием. Торговцы составили только 4,5% самодеятельных евреев Ленинграда, что совпадало со средним процентом торговцев в стране (4,4%), но было гораздо меньше доли торговцев в еврейском населении больших (более 100 тысяч жителей) городов Украины (7,5%), Белоруссии (7,2%) и даже Москвы (4,9%). Кроме того, в ленинградской торговле было занято по найму 236 еврейских рабочих и 4469 служащих. Евреи-торговцы принадлежали в основном к старшим возрастным группам. Молодежь предпочитала выбирать занятия, не связанные с угрозой разорения и ущемлением в правах. Разоренные торговцы пополняли ряды наемных торговых работников, кустарей или безработных. Резонно предположить, что часть лиц, учтенных в переписи как безработные и лица без определенных занятий (вместе они составляли в Ленинграде 27,4% самодеятельных евреев) в действительности торговали нелегально, чтобы не платить налогов.