В тот же самый период, в ходе ликвидации НЭПа, на скамью подсудимых то и дело попадали многочисленные петроградские евреи — торговцы, нэпманы, советские хозяйственники, о чем в подробностях сообщали газеты. Два месяца, с января по март 1927 г., в Губсуде слушалось дело «шоколадных фабрикантов» Маггида и Рывкина, обвинявшихся в даче взяток банковскому служащему Шапиро и в сокрытии доходов. Председатель колбасной артели Гринберг обвинялся в мошеннических комбинациях, систематических подлогах и растратах. Некий Иоффе, председатель трудартели, был посажен за растрату. Правление артели, состоявшее из жен репрессированных «торгашей и нэпманов», было разогнано. Многочисленные газетные материалы о «плохих» евреях только подливали масла в разгоревшийся пожар антисемитизма.
В 1928 —1929 гг. государство вернулось к политике насильственных реквизиций зерна в деревне, окончательно подорвав веру крестьян в стабильность рыночных отношений. Реакция деревни не заставила себя ждать. «Уже в 1928 г. со всех концов страны поступали сообщения о беспорядках, грабежах, бунтах, в которых участвовали и рабочие». Ленинград словно гигантская воронка всасывал разоренных государственной политикой крестьян, аккумулировал антисоветские настроения, выливавшиеся, по привычному стереотипу «большевик-жид», в антисемитизм.
Особенно серьезный рост антисемитизма отмечался на заводах, куда поступали работать вчерашние крестьяне. Рабочий кожзавода при фабрике «Скороход» Соколинский умело работал на строгальном станке. Однако мастер постоянно давал ему самые невыгодные задания и травил «жидом». Рабочий пожаловался начальству и в завком, за что ему вообще запретили работать на станке. Оскорбления и травля евреев, избиения на антисемитской почве стали, судя по прессе, обычными явлениями на заводах. На заводе ЛИТа (Ленинградского института труда), где безработных обучали строительным специальностям, они жестоко избили одного из учеников-евреев. В пригороде Ленинграда Толмачево на фабрике стройматериалов рабочие встретили плакатом «Бей жидов!» двух инспекторов-евреев. Заведующий железнодорожным депо Невского завода им. Ленина на вопрос рабочего, почему у него заработок меньше, чем у других, ответил: «Пойди к жидам в заводоуправление. Они тебе скажут».
С целью убедить рабочих, что евреи такие же труженики, как и они, власти решили привлечь их к деятельности Общества по земельному устройству трудящихся евреев (ОЗЕТ), бывшего до того почти исключительно еврейской организацией. ЛенОЗЕТ интернационализировали, приняв туда много неевреев. Озетовские стенгазеты вывешивали на заводах и фабриках. В заселенные евреями сельскохозяйственные районы посылались делегации ленинградских рабочих, которые убеждались в успехах еврейских хозяйств. Таким образом, в момент усиления нажима на крестьянство рабочим словно в насмешку предлагалось вступать в ОЗЕТ, покупать билеты ОЗЕТ-лотереи, — короче, из своего кармана помогать евреям осваивать русскую землю. Такая «разъяснительная работа» не могла принести евреям ничего, кроме вреда.
Попытки добиться общественного осуждения антисемитов часто наталкивались на сопротивление. Когда хулиганов, избивших до потери сознания еврея-студента, вызвали в администрацию, на их защиту пришел весь курс. Административные меры наказания за антисемитизм на производстве общественной поддержкой не пользовались. Другое дело — антисемитский дебош, устроенный посреди улицы одиноким алкоголиком; в этом случае суд мог без проблем засадить дебошира в тюрьму и затем выслать на три года из Ленинграда.
В 1929 г. произошло убийство еврейского рабочего в общежитии завода «Металлист» в Пскове. Это случилось так: 17-летний рабочий-комсомолец Трофимов часто измывался над своим соседом по комнате в заводском общежитии Леонидом Болынеменниковым. Леонид однажды пожаловался на антисемита начальству, после чего Трофимов пригрозил его убить. В двенадцатом часу ночи 14 февраля Большеменников вернулся в общежитие завода и лег спать. Трофимов и на этот раз стал травить свою жертву. Большеменников укрылся одеялом и молчал. Тогда Трофимов заявил: «Убью!». Соседи по комнате сочли это за шутку, но он занес топор и два раза ударил лежащего. Заметив движение жертвы, ударил еще раз. Потом убийца умылся, переоделся и отправился в клуб. Когда его задержали по возвращении из клуба, он сказал: «Я убил за то, что он жид».
По делу Трофимова была организована шумная официальная кампания протеста с массовыми митингами на псковских и ленинградских заводах, где десятками принимались резолюции с требованием смертной казни убийце. Однако и по противоречивым газетным сообщениям видно, что поступок Трофимова получил широкую поддержку и одобрение как на собственном заводе, так и в других местах,, где его лично не знали.