После изъятия ценностей собрание прихожан Хоральной синагоги, не желая расставаться с предметами, имевшими для них историческое значение, начало хлопоты о возврате изъятого в обмен на равноценное количество золота и серебра. Это неосторожное ходатайство навело, по-видимому, власти на мысль, что с евреев взяли не все что можно. Поэтому председатель комиссии по изъятию, в прошлом председатель Петроградской ГубЧК, Иван Бакаев вызвал раввина Айзенштадта и предложил ему дополнительно внести от еврейской общины еще 310 (!) пудов серебра. Свое требование он объяснил необходимостью успокоить общественное мнение, которое считало, что евреи слишком легко отделались. Цифру в 310 пудов Бакаев вывел, приравняв Хоральную синагогу к Казанскому собору (из последнего изъяли 160 пудов серебра), а молельни — к крупным православным церквам. Правление синагоги решило отказаться вносить дополнительное серебро. Похоже, это дело не закончилось ничем: реквизиции внезапно прекратились, когда государство убедилось, что стоимость изъятых ценностей не покрывает политического ущерба от кампании.
Петроградские синагоги и сами организовывали помощь голодающим. При каждой синагоге образовались районные комитеты, пославшие своих представителей в городскую общину. Из этих представителей было образовано Общество помощи бедным евреям, распределявшее собранные суммы среди беженцев и бедняков. Однако в независимой инициативе верующих советская власть заинтересована не была. В феврале 1922 г. Евсекция закрыла Общество, лишив нуждающихся помощи.
Инициатива верующих была ограничена Евсекцией и тогда, когда в Петроград прибыло несколько сот еврейских сирот, а средств на их прием у властей не оказалось. Евсекция предложила одной из синагог собрать деньги в помощь детям. Правление синагоги не только согласилось, но и изъявило готовность взять на себя попечение о сиротах. Однако от последнего Евсекция отказалась и, взяв у синагоги деньги, занялась искоренением у детей религиозных привычек. Сироты сопротивлялись воспитателям-коммунистам, не согласились идти в баню в субботу и требовали, чтобы с ними читали вечернюю молитву.
В целом же положение иудаизма стало поправляться по мере разрешения частного предпринимательства и улучшения материального положения верующих. В канун Песаха 1922 г. Петроградская правда, переведенная на хозрасчет и заинтересованная в публикации рекламы, охотно помещала объявления пекарен, выпекавших мацу. В августе в бывшем зале Павловой на Троицкой улице состоялось торжественное субботнее богослужение, на котором пел знаменитый киевский кантор П.Пинчик. На соответствующем объявлении, помещенном в газете, красовался Маген-Давид. Кантор Пинчик выступил вновь в декабре на «Первом зимнем еврейском концерте» в Большом зале Филармонии на пл. Лассаля (в бывшем Дворянском собрании). По городу снова стали открываться кошерные продуктовые и мясные лавки, еврейские столовые и кухмистерские; в центральных книжных магазинах продавался еврейский календарь на идише и русском.
Симптомом некоторого смягчения политики по отношению к религии можно считать разрешение властей напечатать талмудический труд раввина Каненеленбогена Мэаян мэй нефтоах в государственной типографии «Красный агитатор» (1923 г.). За ее набор на иврите пришлось уплатить на 125% больше, чем за аналогичную по объему русскую книгу. Мэаян мэй нефтоах распространялся по всему еврейскому миру, включая Палестину. В той же типографии в 1924 г. была напечатана книга Катриэля Воробьева Сэфер мофтей хатэва (Книга чудес природы) религиозного содержания.
В 1923 г. СССР покинул Моисей Айзенштадт, олицетворявший просвещенный дореволюционный характер общины. Хоральная синагога все более теряла столичный облик. Пышность и блеск богослужений, напоминавших скорее театральные представления, где проповеди велись по-русски, места стоили дорого, к Торе выходили по билетам, а публика приезжала в синагогу в колясках и сидела во время службы в цилиндрах — все это ушло в прошлое. Синагога наполнилась теперь выходцами из местечек и деревень. Они принесли с собой традиционный уклад жизни и богослужения. Старых петербуржцев это раздражало. Проповеди теперь читались на идише, хотя еще недавно он не допускался в синагогу в качестве языка религии.
Наплыв религиозного населения, отличного от старожилов, индифферентных к иудаизму, привел к открытию новых молелен и синагог по всему городу. Обычно они размещались в просторных квартирах на вторых этажах доходных домов. На углу Троицкой общество хасидов центрального района «Бейс-Яков» (Иврио), существовавшее до 1929 г. На той же Троицкой улице, д.12 существовала также митнагедская синагога «Иврио».