С апреля 1922 г. по июнь 1924 г. в доме 47 по Вознесенскому проспекту располагалась квартирная синагога «Тиферес Исроэль» (Слава Израиля). Жильцы дома неоднократно жаловались в районный и губернский исполкомы, прося закрыть синагогу на основании того, что ее «двадцатка» будто бы не желает подчиняться домовой администрации, не платит аренду и не участвуют в работах по дому. Однако жалобы не помогли, и синагога продолжала действовать. Когда в апреле 1924 г. само Правление «Тиферес Исроэль» обратилось в исполком с просьбой о переводе синагоги в другое помещение, в Никольском переулке, то разрешение, после ряда проверок, было получено. Хотя у синагоги «Шаарей Цион» (Врата Сиона) власти отобрали здание на Знаменской улице, но зато разрешили арендовать другое помещение на Артиллерийской улице.
На проспекте Огородникова находилось религиозное общество «Медрош-Шмуэль» под председательством Е.Фальтиновича. В Малом здании Хоральной синагоги располагалась так называемая «молельня хасидов-торговцев» во главе с Ихудой-Лейбом Майзелем. Всего в середине 20-х в Ленинграде действовало 17 синагог и молелен (по сравнению с 13 накануне Октябрьского переворота).
Можно предположить, что посещаемость синагог поднялась не только за счет прироста населения и большей религиозности новых иммигрантов, но и было в какой-то степени проявлением богоискательства петроградской интеллигенции времен НЭПа. Бывший фолкист Иосиф Клейнман в июне 1922 г. недвусмысленно призывал в Еврейском вестнике вернуться к «старым вехам», к Торе. В то время как внутренний мир верующего ортодокса был незыблем, некоторые полуассимилированные еврейские интеллектуалы пытались переосмыслить свое отношение к религии и народу. Эти колебания хорошо видны в рассказе Льва Лунца «Родина», написанном в июле 1922 г. В нем автор противопоставляет себя другу и решительному ассимилятору Вениамину Каверину («Я не люблю евреев. Они грязные...»). Сам герой, от имени которого ведется повествование, мучается от того, что семья, садясь к субботнему столу, не зовет его, что он живет в их доме, как филистимлянин, что он, не верующий в Бога, хочет и не может увидеть синее небо Палестины, которое его старый отец «видел, видит и будет видеть».
Некоторые интеллигенты были прагматичнее в своем отношении к религии, примером (едва ли единственным) может служить Израиль-Нохум Хаимович (Александр Михайлович) Рывкин, уроженец Екатеринослава. В 1914 г., учась в Петербургской консерватории и рассчитывая на карьеру, он перешел в православие; но «процессы церковников», очевидно, убедили Рывкина в том, что стало практичнее быть евреем, поэтому в августе 1923 г. он вернулся в иудаизм.
В то же время процесс секуляризации затрагивал религиозные семьи и коснулся даже семьи раввина Каценеленбогена, трое из детей которого, хоть и не порвав совершенно с традицией, пошли учиться в университет. Престарелый раввин не счел нужным их отговаривать. Ему было очевидно, что советская власть не прекратит борьбу с религией и что у раввинской профессии нет будущего в СССР. Его самого притесняли и за профессию, и за нежелание повиноваться большевикам, в начале 1924 г. вынудили оставить свою просторную, близкую к синагоге квартиру. Только после года скитаний семья раввина сумела снять другое жилье за огромную плату. Другим ударом было исключение (в 1924 г.) младшего сына
Каценеленбогена, Элиаху, с математического факультета университета за социальное происхождение. Не удивительно, что когда юноша решил продолжить свое образование за границей, отец не стал его разубеждать и даже разрешил уехать на поезде, который приезжал в Ригу в субботу, так как видел в отъезде меру по спасению его жизни. Сам он решил не оставлять общину в трудное время. Прихожане старались как могли облегчить жизненные тяготы старого раввина, поддерживали его продуктами, дровами, деньгами. Нэпманы побогаче, случалось, не только жертвовали на синагогу, но и дарили деньги лично раввину. Его пасынок Гедалия, эмигрировавший еще до первой мировой в США, присылал валюту, на которую Давид-Тевель покупал в торгсине необходимые вещи.
Образование ЛЕРО. Централизация религиозной жизни
С началом НЭПа появились первые признаки либерализации в политике государства по отношению к религии. 27 апреля 1923 г. было опубликовано постановление (инструкция) наркоматов юстиции и внутренних дел «О порядке регистрации религиозных обществ и выдачи разрешений на созыв съездов таковых». Постановление позволяло учреждать религиозные объединения в форме «обществ», которые имели несколько больше прав, чем разрешенные с 1918 г. «группы верующих» («двадцатки»). К постановлению прилагался примерный устав «религиозного общества». Так как для регистрации общества требовалось не менее 50 членов-учредителей и утвержденный в исполкоме устав, то большинство еврейских религиозных объединений остались «двадцатками»: для регистрации «двадцатки» устав был не нужен, ее члены подписывали лишь договор с исполкомом, в котором обязывались использовать передаваемое им в пользование молитвенное здание и религиозное имущество в соответствии с законодательством.