Одними из самых серьезных препятствий для сопротивления, после того как были преодолены психологические, теологические и семейные барьеры, были, прежде всего, отсутствие оружия и, впоследствии, отсутствие связи между евреями и внешним миром, а также отсутствие подготовленного руководства. Однако все сводилось к самому главному: в любом восстании лишь незначительное меньшинство способно сопротивляться, и эти немногие должны иметь чем дать отпор, и вот в этом успех не всегда сопутствовал евреям.
Как утверждает Филипп Фридман в своей статье «Jewish Resistance to the Nazis» («Еврейское сопротивление нацистам»):
Постоянное, бесперебойное снабжение оружием – непременное условие для операций сопротивления. Большинство нееврейских подпольных движений получали огромное количество оружия и другие материалы от своих правительств в изгнании и от союзных правительств. Но ни в одной стране с еврейским подпольем не обращались наравне с признанными национальными подпольными организациями [Friedman P. 1973: 277][24].
Все, что должно было получить еврейское подполье, прежде должно было пройти через недружественные национальные каналы, и часто на их запросы отвечали прямым отказом, как в Виленском и Белостокском гетто, или запрашиваемое приходило слишком поздно и в смехотворно малых количествах, как в Варшавском гетто. Во время восстания в Варшавском гетто под руководством Мордехая Анелевича, после длительных и бурных переговоров с польским подпольем, еврейские партизаны в конце концов получили только 50 револьверов, 50 ручных гранат и четыре килограмма взрывчатки. Все это нужно было использовать, чтобы отбиваться от целых артиллерийских полков и воздушных атак – при этом некоторые револьверы оказались неисправны и бесполезны. Одна из основных причин, почему евреи получали так мало помощи от Армии Крайовой, польской подпольной армии, крупнейшего подпольного движения в Польше, заключалась в том, что ее руководство было пронизано антисемитизмом [Suhl 1975: 6].
Каждый пистолет, каждая граната и каждая винтовка были на вес золота – потому что довольно часто каждый экземпляр приходилось покупать за золото на черном рынке у нелегальных торговцев оружием и дезертиров из армии, красть у охранников, солдат и крестьян или изготавливать на маленьких подпольных заводах и в ремонтных мастерских [Friedman P. 1973: 277].
Помимо нехватки оружия, между евреями и окружающими сообществами не хватало доверия и взаимопонимания. Отчасти это было связано с антисемитизмом, а отчасти с откровенным страхом перед немцами, которые могли отомстить за сотрудничество с врагом (евреями, коммунистами и партизанами). По словам Эриха Гольдхагена, евреи жили не только как рыбы во враждебном море, но и как рыбы на враждебной земле. Все это препятствовало эффективной координации между еврейскими и нееврейскими боевыми группами.
Ко всему этому добавлялось отсутствие компетентного еврейского руководства. Опытные и авторитетные лидеры общин были безжалостно депортированы и уничтожены во время первых облав. Еврейские интеллектуалы, профессионалы, политические и профсоюзные лидеры, бывшие еврейские офицеры и солдаты, а также главы религиозных общин одними из первых были отправлены в трудовые лагеря или сразу убиты под различными предлогами.
К счастью, в первые годы войны нацисты не уделяли особого внимания молодежи и женщинам, поэтому руководство и рядовые члены молодежных организаций (например, «Бетар», «Хахалуц», «Дрор», «Ха-шомер Ха-цаир» и сионистские молодежные движения) выжили и стали колыбелью еврейского подполья в гетто, а позднее и в лесах.
После суда над Эйхманом, состоявшегося около 15 лет назад, возник миф о еврее как о трусливой овце. Скоро ли на смену ему придет другой миф: о евреях как о могучих суперменах? Правда, как и сама жизнь, как и сама война, гораздо сложнее.
Как мы должны оценивать самих партизан? Стоит ли преувеличивать их роль во время Второй мировой войны? Это такая романтичная группа! Должны ли мы переоценивать их значение? Должны ли мы прославлять их? Ответы, конечно, зависят от нашей цели и от нашей роли. Религиозные и политические лидеры используют славу прошлого для укрепления своей системы убеждений или поддержания приверженности своему режиму, чтобы научить свой народ урокам прошлого и вдохновить его на будущее. Но роль историка и социолога более сложна и гораздо менее грандиозна: рассказать историю как можно более правдиво. В прошлом роль евреев в сопротивлении умалялась либо по причине невежества, либо из-за откровенных предрассудков. Многие западные историки не владели теми языками (иврит и идиш), на которых рассказывалось о еврейском участии, а многие восточноевропейские историки находились под политическим давлением или были антисемитами. В любом случае истинная история так и не стала достоянием общественности.