Тов. Ю. Ларин пишет[2]:
«Общая площадь биробиджанского района, закрепленная за Комзетом в 1928 г., составляет около 4 млн. га. Однако земель, пригодных в течение предстоящего десятилетия для приступа к сельскому хозяйству, даже при условии некоторой мелиорации, там во много раз меньше. При царизме старым переселенческим управлением, после некоторых обследований, Биробиджан признан был вообще почти непригодным для земледельческой колонизации».
«Биробиджан — с его вечно мерзлой подпочвой, заболоченностью, гнусом, наводнениями, длительными сорокаградусными морозами, культурной оторванностью, расстоянием свыше тысячи верст от моря, неизбежной экстенсивностью хозяйства, коротким растительным периодом при неблагоприятном распределении осадков по временам года и т. д. — вряд ли может оказаться вполне подходящим местом для такого людского материала, как впервые вообще переходящие к земледелию горожане», — говорит т. Ларин далее.
Тов. Ларин находит, что в СССР через 10 лет «вообще не хватит еврейского людского бедняцкого материала для дальнейшего поселения и в Биробиджане и где бы то ни было вообще». Указывая на «нездоровую шумиху, какая была поднята вокруг Биробиджана», тов. Ю. Ларин подчеркивает, что к заселению Биробиджана многие подошли не как к хозяйственной, а как к национальной задаче, — повторилась, в советских условиях, своего рода история с Угандой[3].
«В 1928 г., — говорит он, — о Биробиджане в еврейских городах и местечках СССР делалось много докладов, писались статьи в еврейских газетах, распространялись иногда даже утопии о поселении в Биробиджане миллиона евреев и т. д. Доходило иногда до неуместной шумливой рекламы некоторых газетных корреспондентов, когда на практике дела шли плохо. На местах «оставить невыполненным наряд на Биробиджан казалось многим недопустимым, так как заселение его было понято чуть не как национальная обязанность советских евреев. Священной самоцелью сделалось обязательное заселение Биробиджана кем бы то ни было. Это есть своего рода сионизм наизнанку, поставивший Биробиджан вместо Палестины».
«Несомненно, — признает т. Ларин, — Биробиджан может постепенно дать обеспеченное существование большому количеству земледельческих переселенцев. Переселение туда, подготовка территории и устройство там хозяйства будет стоить, правда, значительно дороже, чем на Украине или в Крыму. Но поскольку государству желательно заселение этого края по общеполитическим соображениям, оно придет в этом отношении на помощь любым трудовым переселенцам на Дальний Восток, в том числе и еврейским в Биробиджан. Конечно, для этого переселение туда надо ставить не в порядке инсценировки на курьерских националистического блефа, а по-деловому: до приезда каждого переселенца год поработать над подготовкой для него площади, дома, пашни (подъем целины), дорог, медицинской помощи; разворачивать заселение района с той медлительностью, какая соответствует имеющимся средствам, а не пытаться «на грош купить пятаков»; подходить к организации работ, исходя из соображений хозяйственной целесообразности, а не стремления сразу охватывать много пунктов для видимости охвата района и т. д. Все эти ошибки делались».
Выбор Биробиджана «был продиктован увлечениями еврейских работников, стремлением к «большей территории», а не серьезным изучением края, подобным, например, большой длительной экспедиции по изучению Приазовских плавней, богато обставленной научными силами и средствами. Над изучением небольшой площади плавней работали десятки научных работников более года, затрачено было более двухсот тысяч рублей. А выделению Биробиджана, площадь которого в несколько десятков раз больше, предшествовали кратковременный проезд края несколькими человеками и расход на изучение в несколько раз меньший».
В № 15 журнала «Трибуна» за 1929 г. были напечатаны ответы т. Ю. Ларину.
Заведующий бирским опытным полем агроном Л. Иозефович пишет:
«Биробиджанский район, представляющий площадь около 4 миллионов га, в значительной своей части не исследован (главным образом, таежно-горная часть и верховья речных систем). Нет сомнения, что освоение таежно-горных пространств в свое время будет связано с известными трудностями и, возможно, сложными мелиорациями. Но многочисленные площади, представляющие плоскостные междувалистые пространства, а также пологие склоны увалов вполне пригодны для земледелия или без всяких гидро-технических мелиораций, или потребуют только раскорчевки. Для освоения всех этих земель ни осушительных, ни тем более оросительных магистралей не требуется. В некоторых случаях проводят самые обыкновенные нагорные канавы для отвода стекающей с сопок воды.
3
Уганда — большая, слабо населенная, дикая страна в отдаленных частях Африки. В 1904 г. еврейская буржуазия подняла большой шум вокруг мысли о переселении туда еврейской бедноты, но кроме шумихи ничего из этого не вышло.