Перед войной в Советском Союзе с населением в 194 миллиона человек проживало около 5,0—5,2 миллиона евреев, что составляло приблизительно 2,5% населения страны. Концентрация евреев в Ленинграде была значительно выше, чем во всей стране. По переписи 1939 г. в Ленинграде проживало 3 млн. 200 тысяч человек, из них 201.500 евреев, что составляло – 6,3% от общей численности жителей города. В это время большинство евреев работало на промышленных и торговых предприятиях города, но многие были заняты в области так называемого интеллектуального труда. Многие евреи занимали высокие посты в общественном производстве, здравоохранении и культуре. В то же время в партийном и административном руководстве Ленинграда к началу войны евреи отсутствовали. Нужно сказать, что до конца 1930-х годов никакой особой политики антисемитизма власть не проводила. Еврейская культура и религия подавлялась также как и другие национальные культуры и движения. Постановлением Президиума Ленсовета от 29 июня 1929 г. еврейская религиозная община была ликвидирована как «якобы» буржуазная и националистическая. Была закрыта и синагога. Правда, после жалобы евреев в высший законодательный орган страны того времени – ВЦИК, 1 июня 1930 г. синагога была открыта.
Процент евреев среди репрессированных в процессах 1937—1938 года был не выше, чем среди других национальностей.
Антисемитизм стал проявляться в государственной политике в большей степени в самом конце 30-х годов. Это, в частности, выразилось в отставке в мае 1939 года наркома иностранных дел Литвинова. Сменивший его Молотов провёл в наркомате «расовую чистку», заявив сотрудникам: «Мы навсегда покончим здесь с синагогой». После возвращения из Москвы Риббентроп докладывал Гитлеру, что Сталин высказал в разговорах с ним решимость покончить с «еврейским засильем», прежде всего среди интеллигенции.
К концу 1938 в рамках общей политики «борьбы с националистическими уклонами» была завершена ликвидация большинства еврейских общественных организаций, национальных школ, почти всей прессы на идише. Во второй половине 1930-х гг. были арестованы многие еврейские ученые и общественные деятели. В 1938 г. под Ленинградом были расстреляны 12 раввинов. И всё же явного антисемитизма, как обывательского, так и государственного, проявляющегося в открытом и активном виде, в предвоенные годы в Ленинграде не было. Возможно, этому содействовал опубликованный в газете «Правда» 30 ноября 1936 года ответ Сталина на вопрос Еврейского агентства:
«Национальный и расовый шовинизм есть пережиток человеконенавистнических нравов, свойственных периоду каннибализма. Антисемитизм, как крайняя форма расового шовинизма, является наиболее опасным пережитком каннибализма. Антисемитизм выгоден эксплуататорам, как громоотвод, выводящий капитализм из-под удара трудящихся. Антисемитизм опасен для трудящихся, как ложная тропинка, сбивающая их с правильного пути и приводящая их в джунгли. Поэтому коммунисты, как последовательные интернационалисты, не могут не быть непримиримыми и заклятыми врагами антисемитизма. В СССР строжайше преследуется законом антисемитизм как явление, глубоко враждебное Советскому строю. Активные антисемиты караются по законам СССР смертной казнью».
Однако миф о «еврейском характере» большевизма всё же прочно жил в сознании многих неевреев. Занятие евреями особенно в первые годы советской власти руководящих должностей во властных структурах, в хозяйстве и даже в милиции, приток еврейской молодежи в высшие учебные заведения – все это резко контрастировало с прошлым и, казалось, подтверждало миф о «связи» советского режима с евреями.
Многие считают, что предвоенные годы были самыми лучшими и спокойными в жизни поколения наших отцов и матерей. И в моей памяти они остались очень жизнерадостными, несмотря на финскую войну, репрессии, ужесточение производственной дисциплины.
Большим событием для ленинградцев была Финская война, начавшаяся в конце ноября 1939 г. и продолжавшаяся до начала марта 1940 г. Несмотря на то, что Финская война была локальной и недолгой, ленинградцы больше, чем остальное население СССР, почувствовали её невзгоды, но, к сожалению, этот опыт не был использован в полной мере в той обстановке, которая сложилась в Ленинграде через полтора года.