Не знаю, да! И не желаю знать! Ракель давно в укрытии надежном. Она хитра… О бог моих отцов! За что, скажи, усталого, больного, Замученного жизнью старика Ты через дочерей его караешь?.. Нет, я не верю! Ложь! Не может быть! (Опускается перед креслом.)
Эстер
Пускай хоть страх тебе прибавит силы, — Но что тебя я страхом попрекаю, Коль из-за мерзкой трусости моей Ужасное свершилось злодеянье! Когда убийцы в замок ворвались И я, проснувшись, бросилась на помощь Туда, к сестре, в покои короля, Один солдат свалил меня на землю, И я сробела, чувств лишилась тут же, Сил не найдя для дела, для борьбы,
Чтоб если не спасти мою сестру, То с ней хотя бы вместе умереть. Когда очнулась я, уж было поздно. Свершилось все: она была мертва. Что оставалось? Кудри рвать, стеная, И женскую трусливость проклинать!
Исаак
Что б ты ни говорила, я не верю. Эстер
Устала я. Подвинь мне стул, старик.
Исаак подвигает кресло.
Как я слаба! Меня не держат ноги. Здесь сяду я и стану молча ждать.
(Садится.) Быть может, кто-нибудь из них вернется: Пора добить оставшихся в живых.
Исаак (на полу) Нет, не меня! Нет, не меня! О боже! Сюда идут! Спаси меня! Спаси! (Бежит к ее креслу и садится на корточки.)
Эстер
Как мать, я встану, чтобы защитить Тебя, старик несчастный, впавший в детство. Но ты бездетным встретишь смертный час. Иду вперед я, за сестрою следом.
В средних дверях показывается король с оруженосцем, в руках у которого факел.
Король
Идти мне дальше? Нет! С меня довольно Того, что знаю, хоть и не видал. Разбит мой замок, подло осквернен, Из всех углов я точно слышу крик: Ты опоздал! Ужасное свершилось!
Всему виной медлительность твоя, — Что толку в том, что зла не замышлял ты? Ты плачешь? Слезы не подвластны лжи. Я тоже плачу, но слезами злобы, Из-за того, что не успел отмстить. Сюда, в кольцо, воткни свой факел. Сам же Спеши в деревню, созови крестьян, Вели, вооружившись чем попало, Им здесь собраться в замке у меня. А завтра я по всей земле кастильской Воззвание к народу разошлю, Скликая в городах и поселеньях Детей работы, сыновей труда. Я сам их поведу под стягом мести На замки титулованных господ, Вельмож и холуев одновременно, Погрязших в безграничном себялюбье, Посмевших посягнуть на короля! Они — рабы по духу — возомнили, Что смогут и меня поработить! Я отомщу! Я буду беспощаден! Я уничтожу этот наглый сброд, Кичится он своею чистой кровью И кровью той, которую он пролил. Оставь свой факел и ступай скорей! А я один, в тиши, лелеять буду Кровавую и сладостную месть.
Оруженосец втыкает свой факел в кольцо около двери
и удаляется.
(Делая шаг направо.) Эй, кто там есть? Ужель осталось в замке Хоть что-нибудь живое? Отвечай!
Исаак
А, это ты, убийца венценосный! Не тронь нас, августейший живодер!
Король
Ах, ты, старик! Зачем напоминаешь
Еще раз мне, что ты ее отец?
Таким родством ты загрязняешь образ,
Оставшийся навек в моей душе. А это Эстер?
Эстер Я, мой государь. Король
Свершилось?
Эстер Да.
Король
О, я предвидел это, Едва поднялся на ступени замка. Не надо жалоб! Чаша — до краев. Не дополняй — не то прольется наземь Бесценный яд и сил убавит нам. Живую — я хотел ее покинуть, Но мертвая — она навек со мной. И этот образ на моей груди, Он врос в меня незримыми корнями. Не я ль причина гибели ее? Не знай меня, она б сейчас резвилась, Беспечное, прелестное дитя, Себе на радость и другим на счастье, Быть может!.. Нет! О чем я говорю! Никто иной не смел ее коснуться, К нетронутому рту ее прильнуть, — Лишь королю она принадлежала, Еще меня не зная и не видя, Уже навек моей она была, Красой своей украсив блеск короны.
Исаак Он о Ракели говорит?
Эстер
О ней…
Хоть боль всегда удваивает ценность Любой потери, я должна сказать, Что вы ее уж слишком возносили.
Мы — только тени, говорю тебе, И я, и ты, и все другие люди. Вот ты добра — ты родилась такой, Я честен, ибо с детства так воспитан, Они убийцы — это их наследство. * Весь этот мир — сплошное повторенье: Зерно на свет родится из зерна. Но та была самою правдой божьей, Простой и первозданной, как природа, Что даже в странной дикости своей Естественна, чиста, неповторима. Впервые ощутил я, что живу, Когда ее увидел в скуке буден. Она была мне светом и отрадой. Так путник средь пустыни аравийской Встречает вдруг оазис на пути, Горючими песками окруженный. Там расцветают дивные цветы, Манят деревья свежестью, прохладой. . И что с того, что дикий зверь бредет К ручью, томимый той же самой жаждой, Шипит змея под розовым кустом? — Усталый путник, он не знает страха, Ликуя, пьет он воздух жадным ртом И отдыхает, в зелень трав зарывшись. О, сочная, высокая трава!.. О, этот тонкий стан увидеть снова И этот рот, что радость жизни пел, А ныне смолк навеки, укоряя Меня за то, что я ее не спас.