— Тут же одно арабьё в округе! — забеспокоилась женщина.
— Арабы не голосуют, а у нас свободное место, убыток, — деловито ответил водитель, на ходу распахивая дверь.
В проёме нарисовался худой человек, почти мальчик, глаза блестят. Запинаясь, он начал говорить на английском. Пока путешественники всей гурьбой продирались сквозь дикий акцент, силясь понять, к чему клонит отрок, чёрной тенью метнулось к нему нечто и над плечом отрока показалось дуло автомата. Водитель нажал на газ, маршрутка дёрнулась, прогремел выстрел. Окно позади водителя разлетелось мелкими осколками. Пассажиры охнули, но не закричали. Из-за голосующего парня выдвинулась тень, ткнулась в темноту маршрутки.
— Что, блядь, жиды, не ссыте? — прозвучало на чистом русском.
Вооружённая армейским автоматом тень вскинула лапу, потянулась за самой доступной жертвой — религиозной женщиной, которая сидела аккурат напротив выхода, цапнула за руку, вытащила мордой к свету лампочки над ступеньками.
— Фу, бля, старуха.
Женщина плюхнулась на сиденье, пейсатый ребёнок кинулся к бабушке и зарылся у неё в боку.
Вика поняла, что ей пришел конец, и дёрнулась, вскочила в попытке укрыться в глубине маршрутки. Её грубо схватили за лодыжки. Она упала лицом на пол, уцепилась за сиденье. Четыре крепкие руки потянули за ноги, развели в стороны. Защищаясь, она подвела колени к животу, смыкая их, защищая оголившиеся бёдра, оторвала руку от сиденья в безумном порыве одёрнуть юбку, задравшуюся до живота. Головой пересчитала ступеньки маршрутки.
— Пошли, жидовская сука, расплатишься за своих…
Удара об асфальт не было. Вику вовремя подхватили и поставили на ноги. Дуло автомата нацелилось на водителя.
— Ю гоу, ай си. Ю стоп. Ай шут.5
Автомат дёрнулся, показал направление движения. Водитель даже не пошевелился. И тогда пустыню оглушил гавк:
— Шнеллер!6
С хлопающей на ходу дверью такси сорвалось с места. В зеркале заднего обзора была видна тень с подведёнными к лицу руками и угадывалось дуло автомата смотрящего вслед.
— Полиция, полиция… — Пальцы водителя перебирали клавиши телефона, установленного на передней панели, загорелся свет над приборной доской, осветил перекошенные лица пассажиров.
— Идиот, свет вырубай! — завопила старуха, прижимая к себе пейсатого, зарёванного малыша.
Свет погас, включилась громкая связь, зашипело:
— Отделение шесть пять шесть слушает.
— Маршрутное такси, захват заложника.
— Ваш идентификационный номер.
— Ноль, два, пять, шесть, восемь, девять, семьсот сорок четыре.
Пассажиры сидели в молчании, ловили каждый звук, исходящий из громкоговорителя. Угрожающая тень скрылась за поворотом, но водитель гнал, гнал так, как будто каждый километр приближал его к спасению, к заветной полиции, к дому, к безопасности. В телефоне крякнуло:
— Ноль два, что?
— Ноль, два, — про себя и громче: — пять, шесть, девять… нет, восемь, девять…
— Шесть, что дальше? Плохо слышно!
— Кибенимат7 — захват заложника, какой номер идентификации? Тридцать шестой километр, двадцать пятая трасса, Неватим — Димона…
— Мне нужен ваш идентификационный номер, — перебил телефон.
Водитель заревел:
— Ноль, два, пять, шесть, восемь, девять, семьсот сорок четыре!
Громкая связь кашлянула и вырубилась.
Шур-шур-шур — ногами по сухой траве. Слетела туфля, завязла в стеблях. Вика попробовала упираться, получила удар в зубы. Зашуршала трава под обмякшими ногами. Под руки, под руки, быстренько, волчьей тенью.
Водитель тормозил у обочины, колотил онемевший телефон.
— Не тормози! Нету тут сигнала, кати дальше! — заорал на него мужик в чёрном коротком пальто.
Взвизгнули шины по сухому асфальту, подняли облако пыли.
— А что они сказали? Кто-нибудь понял? — Аккуратненький дядечка окинул взглядом тёмный салон такси. Религиозная женщина повернулась к нему, пожала плечами:
— Арабский я бы поняла, но это даже не арабьё было. Неужели русские?
На задней скамейке заворочались, прочистили горло:
— Сказали, что ты для них старая. А потом сказали что-то вроде: пойдём, еврейка, будешь отвечать за свой народ.
— Еврейка? Кто еврейка?
«Блять, ни одного дерева!» Шуршала трава, переругивались голоса в темноте. «Тяжёлая стерва»! Ноги путались в цепких колючках. Вика повисла всем весом, зарылась коленями в поросли. «А ну встать, жидовка»! Железом в живот. «Воздух, воздух где?»
На заднем ряду зашевелилось, подвинули и запихнули в угол эфиопа. Без малейшего намёка на акцент:
5
You go, I see. You stop. I shoot (англ.) — Ты едешь, я смотрю. Ты останавливаешься. Я стреляю.