— Ну, хорошо хоть в кино у нас вкусы совпадают.
— Почему это «хоть»? Мы идеальная пара! У нас всего-то три пункта для разногласий! Животные: кормить — не кормить, подбирать — не подбирать. Люди: любить — не любить, жертвовать — не жертвовать. И ещё что-то…
— Книги? — снова в спину. Тык-тык тык — каблучки стучат — новый эскалатор, и она повернулась.
— Книги? То, что у тебя дурной вкус в литературе — это ещё не повод для ссоры.
— Дурной вкус?!
— О, извини, я не могла не ляпнуть ради красного словца, вырвалось.
Эскалатор кончился. Он обогнал её и отмерил пять шагов в сторону Макдональдса. Тык-тык-тык — еле поспела, кричала в спину:
— Ну ты же меня знаешь, я как что-то ляпну!
Никакой реакции. Ладно, зайдём с тыла:
— Ты джентльмен или нет? Помоги даме, я устала это всё тащить!
Он остановился и дал ей налететь на свою спину. Повернулся.
— Ты же меня знаешь. Я (с ударением на Я) совсем не джентльмен…
Они стояли и смотрели друг на друга.
— Ладно, проехали. Будешь мороженое?
— Ну ты ваще, и куда я его себе воткну?! В карман?
Она стояла перед ним, расставив руки — по монитору в каждой, и нагло смотрела. «Ну ты ваще даёшь! — говорили её глаза. — Я тут тащу всю эту байду, хоть она, в общем, и моя, конечно, ты, блин, не помогаешь ни хрена, обижаешься, как баба, да ещё мороженое тычешь! Капец!»
А он смотрел на неё и думал: «Вот, только жениться собрался…» Нет, он так не думал, он всего лишь хотел помириться.
Джентльменом он действительно не был, так что развернулся и пошёл за мороженым. Она же, выдержав небольшую паузу, развернулась — «Ах так? Ну и не надо!» — и пошла на платформу автобуса номер 437, обдумывая, как бы и когда бы укоротить себе язык и при этом незаметно помириться. Когда дошла, поставила свои мониторы, покрутила головой, оценила толпу, которая собралась. Тут надо кое-что добавить по поводу маршрута 437. Маршрут Иерусалим — Ашкелон, тот, что у моря, возле Газы. Полтора часа езды в хорошую погоду. Идёт не идёт — петляет, мать его так, собирает и развозит толпу народа. В общем, никуда не сворачивает, но останавливается у каждого столба: где колхоз, где посёлок, где городок. Всех надо собрать, перевезти, обслужить.
Девушка, кстати сказать, её звали Викой, нервно вглядывалась в толпу, всё ещё надеясь, что он притащит два мороженых и всё уладится, но его не было даже видно. К платформе в это время подкатил автобус. Толпа дрогнула и зашевелилась. Он подошёл в последний момент, когда водитель, завершив все денежные копания и приготовления, начал яростно сигналить, разгоняя людей. В руках у него (у Саши, его звали Саша) имелось всего одно мороженое. Надо было быть такой наивной и грубой дурой, как Вика, чтобы надеяться, что посланный тобой на хуй человек вернётся оттуда с мороженым. На лице у Вики отразилось разочарование, которое сразу, на расстоянии, сквозь снующих людей, было считано. У человека был опыт, что тут говорить.
— Ну что? Волновалась?
— Да пошёл ты.
Вот и помирились.
В автобус они зашли вместе, изрядно потолкавшись, но мест уже почти не осталось. Саша, как истинный не-джентльмен, прошёл вперёд и сел на свободное место в начале салона, у прохода.
— Вон там в конце, на заднем ряду, можно сесть вместе.
Саша повернулся всем телом и посмотрел назад. Оценил перспективу.
— Нет уж, спасибо. Меня стошнит там.
«Господи, что-то надо ответить, но что?!» А люди толкают сзади и пытаются пройти и утащить за собой коробки с мониторами, и диски, и всё, что только можно оторвать.
Вика сдалась и пошла; без малейших колебаний уселась на среднее сиденье последнего ряда. Задняя скамья возвышается над всем салоном и имеет 5 сидений, среднее из них выходит в проход. Так Вика смогла поставить мониторы в этом самом проходе и положить на них вытянутые ноги. Королева. Она мысленно попросила Бога повернуть Сашину голову в свою сторону. Бог ответил упавшим с ноги шлёпанцем. Пришлось вставать, перелазить через мониторную баррикаду и искать его на четвереньках. Автобус тем временем заполнялся. Справа от Вики уселись две религиозные девчонки в длинных юбках, грязных сандалиях на босу ногу, из бесформенных сумок которых сразу были вынуты дневники, ручки и прочие писули — ни одно впечатление не должно быть забыто. Слева возле окна сидел какой-то мальчик. Сиденье рядом было пока свободно. Слева же, двумя рядами впереди, пыталась упаковаться религиозная француженка с ребёнком в коротких штанишках. Религиозные француженки выглядят весьма своеобразно: они соблюдают все требования — закрыто до щиколотки, до локтя и до шеи, а на голове шляпа, но всё такое обтягивающее и сексуальное, что хоть умри, а молитвы в голову уже не лезут. Она может и рта не раскрывать, только по одному её виду можно понять — недавно переехавшая в Израиль француженка. Она уселась на свободное крайнее сиденье и укладывала все свои пожитки, в то время как ребенок стоял в проходе и ждал своей очереди взгромоздиться на мамины ручки.