Когда я начинал этот проект, моей целью было (и остается) раскрыть для еврейского читателя мир мидраша сквозь призму, которая не была в достаточной степени исследована. В этом я видел два преимущества. Первое заключалось в самом знакомстве с менее известными древними интерпретациями Писания. Это знакомство могло бы сыграть решающую роль в нашем восприятии подхода мудрецов Талмуда к формированию мидраша и в нашем осознании того, до какой степени эти мидраши принадлежат греко–римскому миру[308]. Я старался показать, что различия между греческой риторикой и иудейской проповедью гораздо значительнее, чем сходство между ними. Второй целью было предложить читателю краткое, пусть и далеко не исчерпывающее руководство по иудейско–христианской полемике в Палестине в период II—V вв. Я попытался проследить историю особого подхода к аггадическим мидрашам, а именно прояснить вопрос литературного родства между еврейскими мидрашами и христианскими сочинениями. Обе религии рассматривали себя в качестве «истинного Израиля» и спорили друг с другом по поводу правильного истолкования Писания, но этот спор остался неразрешенным и продолжается до сих пор.
С эмоциональным подтекстом этой долгой борьбы я столкнулся во время моего пребывания в Соединенных Штатах, особенно в связи с одной книгой, посвященной древним корням антисемитизма. Евреи, живущие в Израиле, менее чутки к современным взаимоотношениям между церковью и евреями, главным образом по причине своей постоянной озабоченности проблемой взаимоотношения ислама и иудаизма. Под влиянием той книги я счел необходимым добавить этот эпилог, чтобы уточнить: я писал ее, изумляясь красоте толкований Библии, чьими авторами были как мудрецы Талмуда, так и Отцы церкви, и я попытался осветить эти толкования в равной степени.
Юстин и Ориген жили в ту эпоху, когда христиан в Римской империи преследовали, а иногда и убивали. Евреи к тому времени начали оправляться от ужасных ударов, которые они претерпели в течение первых веков н. э., и их академии переживали подъем духовного творчества. Но удары, нанесенные по теологии евреев вслед за разрушением Храма, а также потеря государственной независимости ослабляли их перед лицом соперничающей религии. На определенной стадии, особенно начиная с V столетия, гонимые обратились в гонителей. В мою задачу, однако, входит создание не политической, но духовной картины, противоположной первой, по крайней мере в отношении толкования Библии. Во II в. Юстин отверг еврейскую интерпретацию Писания и попытался отвратить евреев от их мудрецов. Он даже заявил, что евреи исказили места в Писании, доказывающие истину христианского Евангелия. Более чем через 200 лет Иероним развил метод, основывающийся на истинности еврейского текста Писания, и даже с уважением относился к еврейским комментариям, хотя все же утверждал, что евреи не участвуют в духовном толковании Библии.
Я попытался восстановить значение христианского толкования Писания, как в смысле его содержания, так и формы, для понимания еврейского мидраша. Хотя я не согласен с той точкой зрения, что большие разделы мидраша являются полемикой с христианами, однако талмудическая литература включает в себя достаточное количество полемического материала, чтобы заставить исследователей тщательно изучать христианские доводы. Еще более важным, на мой взгляд, является изучение экзегетических преференций рассмотренного периода как в еврейских домах учения, так и в учебных заведениях христиан. Внимание к различным герменевтическим школам и проявлению их взглядов в различных сочинениях может способствовать правильному определению места Писания в древнем мире и пониманию еврейского мидраша.
Научное изучение раввинистического мидраша и его связей с патристической литературой развивалось различными путями. Некоторые ученые рассматривали патристику в качестве ценного источника еврейских толкований и преданий, не сохранившихся в раввинистических памятниках. Такой материал называют шкиин, т. е. «следы», «остатки» (так назвал свою книгу на эту тему Шауль Либерман[309]), и его собирание напоминает «выкуп пленников» (пидьон швуим). Эта попытка собрать литературные осколки и вернуть их в отчий дом, чтобы сохранить рассеянные следы еврейской культуры, может восприниматься в качестве охранного мероприятия, но на самом деле идея весьма спорна. Достоверность преданий, отождествляемых как еврейские в патриотических сочинениях, сомнительна: может быть, Отцы церкви подделывали предположительно еврейские тексты? Или же они изменяли их в соответствии со своими целями? Возможно, само приписывание этих толкований еврейским источникам ошибочно?[310] Эта проблема, которая тщательно обсуждалась в применении к одному средневековому христианскому сочинению Раймунда Мартини, «Pugio Fidei» («Кинжал веры»)[311], нуждается в том, чтобы ее рассматривали каждый раз заново применительно к каждому христианскому тексту, в котором предположительно содержатся еврейские источники.