На своих рассчитывать не приходилось. Своих надо опасаться больше чужих.
Сделавший большую карьеру в Советском Союзе еврей – это крысиный король среди соплеменников. К евреям он особенно нетерпим. Он оберегает чистоту своей площадки.
Но там, где требовались реальные таланты – наука, искусство, оборонка, – пробившиеся через двойной фильтр еврейские головы были материалом отборным.
Единственным, кто мне помог – и очень сильно, поддержал, покровительствовал, поселил на первых порах в своей квартире и ходил ходатайствовать за меня в издательство и Союз писателей – был эстонец Тээт Каллас. По его приглашению, объяснению и рекомендации я переехал из Ленинграда в Таллин. Тээт переводил меня на эстонский, упоминал в статьях и рекламировал коллегам. Я был ему никто. Однажды он прочел мои рассказы.
Таллинский Дом Печати в то время был местом интересным. В трех русских газетах трудились: Цион, Малкиэль, Рогинский, Скульская, Аграновская, Левин, Альперович… много. Приехали все из трех мест: Киев, Ташкент, Ленинград. Там их не приветствовали и для евреев мест в журналистике не обнаруживалось.
Положение евреев в Эстонии было примечательно. Таллинскими русскими они воспринимались как свои: люди родного русского языка, культуры и ментальности. Так же отличавшие себя от эстонцев, людей иных. Культурно-политическая наша ниша. Вторичное по отношению к коренному, титульному народу место. А ведь мы – люди великой и главной России.
Эстонцы же отчасти сочувствовали евреям как соседям по несчастью: вы тоже угнетены этими русскими, вас тоже унижают и ограничивают права. У нас нет независимости, своего государства, мы вынуждены кланяться Москве и подчиняться, республикой руководят вторые (русские) секретари. Вас не пускают на хорошие должности, запрещают изучать свой язык, поливают помоями Израиль, разжигая неприязнь к вам.
Эстония оказалась первым местом в моей жизни, где на уровне неофициального человеческого отношения скорее уж приветствовали евреев, нежели русских. (Позднее я узнал, что во время войны немногочисленная еврейская община была ликвидирована полностью, и Розенберг лично прилетал поздравить Эстонию со статусом «юденфрай». Но – это был другой вопрос, другая эпоха, и законы другие, и порядки: другое измерение.)
Что же касается еврейской взаимопомощи, то видный «русский писатель Эстонии» написал на меня донос в КГБ: живет на неизвестные доходы, уехал из Ленинграда из-за проблем с властями, советскими печатными органами не публикуется, имеет связи с Западом.
Другая коллега той же национальности, когда через четыре года (!) у меня вышла книга «Хочу быть дворником», сорвалась в истерику: да как я смею такое писать, это пренебрежение к читателю!.. Она сама хотела быть тут «главным русским литератором нашего поколения» – на хрен ей этот свалившийся невесть откуда я, о котором говорят! да вдобавок замусоривший место еврея в русской секции – там стариков и так половина евреев, а молодых и ее одной хватит. Творческие люди особенно ревнивы… ну, и завистливы.
Много лет я мечтал издавать себя сам. Согласен даже на цензуру, но не надо редакторов и планов – бумагу и типографию найду сам как угодно.
И вот к 1988 году в либеральной (и подспудно всегда антисоветской) Эстонии возникло первое в СССР этническое культурное общество. Разумеется, это было Общество еврейской культуры Эстонии. Автора гениальной идеи я так и не знаю, но десяток инициаторов обнаружилось мгновенно.
Это ничтожное в масштабах Перестройки событие – означало, однако, акт легитимации евреев как нормальной и полноправной… национальности? этнической группы? народа?..
Я понятия не имел об еврейской культуре. Вот об евреях в русской советской культуре – это совсем другое дело. Но идею имел.
На разрешенных кооперативных основах стремительно проклевывался издательский бизнес и сулил горы золотых монет с деревьев Поля чудес в Стране Дураков. Но. Издательство как таковое кооператорам еще не разрешено. С какого конца браться? А откуда деньги, бумага и прочее?
Я предъявил еврейскому обществу, которое на том этапе состояло сплошь из дюжины человек руководства, гениальный план славы и обогащения. Надо издавать литературный журнал, который на деле будет еще и публицистический. Спрос обеспечен: в то время рынок глотал любые тиражи, миллионами.
Надо только достать бумагу. Типография напечатает в долг за договорную цену (от полутора до трех государственных расценок). Весь тираж сдаем оптовику сразу – знакомый в Москве есть. Он платит по факту получения, три дня телеграфный перевод, и с этих денег расплачиваемся за бумагу и типографию.