Мы встретились в 1999. Он закончил работать, я выбрался из нищеты девяностых.
– Обед у меня есть, женщина приходит готовить, – сказал дядя и дал мне пятьдесят марок. – Пройдешь налево до угла и еще налево один квартал, там в магазине купишь бутылку водки, голландская, с желтой этикеткой, ноль семь. Ну, давай быстро.
Из любопытства, впервые в Германии, я купил упаковку нюрнбергских колбасок.
– А это еще зачем? – спросил дядя, убирая бутылку в холодильник и доставая оттуда, будьте уверены, такую же охлажденную.
– Из интереса, – сказал я. – Закусить. Никогда не пробовал немецких колбасок.
– Я их едой брезгую, – покривился дядя и разлил по тарелкам борщ с плиты.
– Почему?
– Что говорить. Гансы и есть гансы.
– Дядя, – подъехал я, – ты уехал когда-то из Ташкента в Ригу, потому что тебе не нравились узбеки.
– Это чурки. Кому они могут нравиться. Как с ними можно работать?
– Но латыши тебе тоже не понравились.
– Латыши – это фашисты. Я ненавижу фашистов. Особенно тупых.
– Дядя, – сказал я, – но русские тебе тоже не нравились. И они бы тебе ходу вообще не дали.
– Русские? Русские – это свиньи. И все, что они делают – это свинство. Кому они нужны?
– Так, – сказал я. – Ну, а что ты скажешь об евреях?
– Тебе одним словом?
– Да.
– Евреи – это просто говно.
– Ну – за интернационализм! – поднял стопку я.
– Со свиданьицем, – сказал дядя, и мы чокнулись.
Вторую пили за родителей, третью – за победу. Это было 9 мая.
…Вечером смотрели российское телевидение, последние известия, отрывки утреннего парада с Красной площади, что-то про оборону Москвы, бои и зимние пейзажи из военных хроник.
– О! – вдруг воскликнул дядя. – Это ж мои места! Здесь моя 91-я дивизия наступала!
И здесь я неожиданно заплакал. Без звука. Свет в комнате не включали, и в темноте было не видно.
Мать вашу всех… Вот он был девятнадцатилетним лейтенантом, дивизионным разведчиком. Вот воевал, проливал кровь, получал ордена, был изувечен. И вот сейчас, в конце жизни, он сидит здесь – в поверженной и разгромленной Германии. В хорошей квартире, хорошо поработав в жизни. Спокойный, ироничный, пронзительно одинокий. И по немецкому телевизору смотрит русский парад. Это как устроена жизнь.
Через десять лет после Израиля – брат встречал меня впервые в Нью-Йорке. Из аэропорта повез на огромном белом «Форде Кугуаре» на Манхэттен. Мне было под пятьдесят – я увидел живьем те самые небоскребы, виртуально-условные, как Атлантида, всю нашу советскую жизнь. Мы пили бурбон в его студии. Приходили гости.
В Нью-Йорке проживало полтора миллиона евреев. Почти все – потомки подданных Российской Империи, эмигрантов из Беларуси, Польши, Украины. На Брайтоне сплошь наши, недавние.
Российская эпоха еврейской истории закончилась. Оставшаяся вывеска, административная и телевизионная – выморочная проформа. Гены, мозги, энергия, будущее – съехали в университеты Новой Англии, Кремниевую долину, врачи, юристы, инженеры, изобретатели. Нувориши и жулики с миллиардами и особняками неважны. Огромная тонкая пленка российской интеллигенции, мыслящего и образованного класса – словно стянулась со страны на запад и осела на США, на пространство и города, прижалась, прижилась, добавила себя и растворилась.
В конце нулевых еженедельные ток-шоу Соловьева «К барьеру!» и «Вечер с Владимиром Соловьевым» были безоговорочно лучшими и самыми рейтинговыми в стране. Вопрос чести. То была еще другая страна и другое время; и люди были другие.
Вот на таком «Вечере», три гостя и ведущий, спор сполз на национальный вопрос с касательством еврейской темы. В какой-то момент Соловьев спросил (а мы в те времена дружили):
– Веллер, вот скажите прямо: вы кто по национальности?
В том разговоре была затронута масса проблем российской жизни. А под камерами из четырех участников трое были евреи. Пикантный нюанс и нередкая история. Хотя один под русской фамилией, а другой под грузинской.
И, добросовестно подумав в сконцентрированную секунду, я отвечал:
– Я имею честь принадлежать к двум великим народам: еврейскому – по крови, генам, – и русскому по всему остальному, по жизни и по культуре.
Это прозвучало пафосно и с излишней красивостью. Хотя чистая правда. Но… не так все просто.
Или русские Моисеева завета. Кому как больше нравится. Названия устаревшие. Просто: полностью ассимилированные евреи, то есть русские, а этническое происхождение: «Из евреев». Типа: не из славян, но из татар, из мордвин, из грузин, как ранее – из немцев, из шведов. Фамилии остались, доля крови осталась – а более ничего.