— Я частенько сидел ни за что, но так ни за что, как сижу сейчас, я сижу впервые за всю свою жизнь.
Ксендз, священник и раввин обсуждают, как распределять пожертвования прихожан. Ксендз говорит:
— Я черчу на земле круг, подбрасываю деньги: те, что падают в круг, — Всевышнему, те, что за круг, — мне.
— А я еще проще делаю, — говорит священник. — Черчу прямую линию, подбрасываю деньги: те, что падают слева, — Господу, те, что справа, — мне.
— Нет, самый простой способ мой! — говорит раввин. — Я подбрасываю деньги, те, что ему не нужны, — все мне.
Как-то маленький Фима спрашивает у отца:
— Папа, что такое процветание и что такое кризис?
— Ну, что б тебе объяснить... Процветание — это шампанское, «Мерседес» и красивые женшины, а кризис — это ситро, метро и твоя мама!
Брежнев — Андропову:
— Сколько у нас евреев?
— Миллиона два будет.
— А если разрешим выезд, много из них уедет?
— Миллионов пять-шесть.
— Разрешите представиться. У меня фамилия из двух слогов.
Мой первый слог — то, что нам советская власть обещала. Второй слог — то, что она нам дала. Райхер. Борис Моисеевич Райхер.
По улице идут двое хулиганов. Один говорит:
— Васек, ты посмотри, какой жидяра идет. Глазки маленькие, носище здоровый, волосики курчавые... Давай ему в глаз дадим?
— Брось, опасно, Серега. Видишь, какой он здоровый? А вдруг он еще нам врежет.
— А нам за что?
— Хаймович, одолжите сто рублей?
— Хорошо, а у кого?
Стоят на улице два еврея и о чем-то оживленно спорят. Подходит третий:
— Я не знаю, о чем вы разговариваете, но ехать надо!
— Подсудимый Рабинович, где вы взяли деньги?
— В тумбочке.
— А кто их туда положил?
— Жена.
— А ей кто дал?
- Я.
— А вы где взяли?
— В тумбочке.
— Доктор, у меня что-то страшное со здоровьем: куда ни ткну пальцем, всюду острая боль.
— Успокойтесь, у вас просто сломан палец.
Рабинович с родственниками идет за гробом тещи. Вдруг кто-то спрашивает:
— Рабинович! А почему у вас теща лежит в гробу на боку?
— Потому что на спине она храпит.
— Ну как? — спрашивает жениха сват. — Вы уже видели невесту? Что скажете?
— Ничего, но мне не понравились в ней три вещи.
— Какие же?
— Ее подбородок.
В тюрьме охранник говорит заключенному:
— Абрам Самойлович, к вам родственники пришли на свидание.
— Скажите, что меня нет!
— Циперович, вы просто удивляете своим олимпийским спокойствием. Как это вам удается?
— Ежедневный тренинг. У меня дома жена, теща, четверо детей, две собаки и зажигалка, которая не работает.
Объявление в брачной газете:
«Жена-еврейка — не роскошь, а средство передвижения».
Изя звонит своему другу на работу:
— Привет, старый осел! Позови Абрашу!
— А вы знаете, с кем говорите? — спрашивает незнакомый голос.
— Ну, с кем?
— С генеральным директором фирмы, где работает ваш Абраша.
— А вы знаете, с кем говорите?
— Нет.
— Ну и слава богу! — говорит Изя и кладет трубку.
Судья:
— Цукерман, вы заявляете, что Хаймович два года назад обозвал вас бегемотом. Но почему вы обратились в суд только сейчас?
— Я вчера побывал в зоопарке...
В классе у Сережи Иванова половина детей уехала на ПМЖ в самые разные страны. Сережа приходит домой и спрашивает отца:
— Папа, а мы евреи?
— Нет.
— А скоро будем?
Умер старый богатый еврей. Вся семья собралась у нотариуса, чтобы узнать завещание.
Нотариус читает:
— Я, Лахман Исаак Давидович, находясь в здравом уме и трезвой памяти, все деньги потратил перед смертью.
05
В Центральном доме работников искусств отмечается шестидесятилетие артиста Гарри Гриневича. На сцену выходит Иосиф Кобзон. Гриневич говорит:
— Иосиф, спасибо, что ты пришел на мой юбилей. Я очень рад, хотя все зрители смотрят сейчас не на меня, а на тебя.
Кобзон:
— Не расстраивайся. Это естественно. Зрителям всегда приятнее смотреть на молодого артиста. Ведь тебе сегодня шестьдесят, а мне шестьдесят будет только через год.
И через год в Концертном зале «Россия» на шестидесятилетнем юбилее Кобзона Левенбук сказал: