Позже, когда служка пришел, чтобы отвести его в богадельню, арендатор беспрекословно подчинился ему и покорно пошел за ним следом.
Седьмая глава
В компании бедняков. Свадьба. Он лег в собственную постель
Арендатор покорился.
Он уже понял, что это ему кара господня за его речи.
Господь действительно не забрал у него имущества, но забрал его от имущества.
Что поделаешь!..
Уж многие годы ходит он с нищими по стране, от селенья к селенью, от дома к дому, от двери к двери. С кошельком для полушек и копеек в кармане, с сумой для кусков за плечами.
Вначале он с трудом гнал от себя воспоминания о лучших днях, потом они сами ушли.
Правда, временами он кричал со сна в какой-нибудь ночлежке:
— Человек! Запрягай! Поедем к пану! Гитл, сегодня спеки штрудель!
Или, соскочив, с постели:
— Сокол (так звали его собаку)! Кто-то ходит вокруг дома.
И тогда он слышал в ответ окрик своих товарищей:
— Заткнись, сумасшедший!
Его прозвали сумасшедшим.
Однако со временем даже сны о лучших днях исчезли.
Прошел год, еще год, и былые времена стали ему казаться только сном.
Он даже перестал верить этим снам. Мало ли что?!
Кто знает, кто он, откуда он, как явился сюда?.. Со временем он и имя свое забыл. С тех пор как он перестал по ночам кричать, его прозвали «Тихопомешанный». Это вот и есть его имя. Ну как такого вызовешь к чтению торы в синагоге?!
Спустя много, много лет в округе, где бродяжила компания попрошаек, разнеслась весть, что в далеком городе будут праздновать богатую свадьбу; будет там большой стол и для бедноты.
Компания нищих собралась на свадьбу. Отправился с ними и Тихопомешанный.
До города было далеко. Останавливались в местечках, спали в ночлежках, собирали милостыню, прихватывали куски на дорогу…
Приехали в город уже поздновато.
Едва успели окунуться в реке, умыться, расчесать бороды и почистить платье.
Трапеза для бедняков уже готова. В большом зале накрыли столы, уставили их всякой всячиной. Открыли две бочки пива, бочку меду да в бутылках еще кое-что припасли.
Сели за стол.
Отец, мать и сама невеста сидели тут же, во главе стола. Трапеза была в честь невесты.
Уселся Тихопомешанный и окинул стол взглядом: знакомые тарелки, знакомые ножи, вилки, ложки. Вгляделся получше: его вензеля с краю!
Услышал, как хозяйка сказала:
— Кушайте, люди, да пейте на здоровье! И благословите мне мою невесту! Пожелайте счастья новобрачным!
Узнал голос — это голос Гителе.
Поднял глаза: невеста — его дочь Шейнделе.
Хозяин взял в руку бокал и провозгласил:
— Лехаим, люди! Лехаим!
Так ведь это давний его голос!
Обомлел арендатор, ему стало дурно, и он привалился к спинке стула.
Хозяин приказал двум прислужникам, которые стояли у стола:
— Возьмите человека, которому стало дурно, и сведите в комнату, где топится печь; разденьте и уложите его в постель. Я приду и посмотрю, не нужен ли ему, упаси боже, фельдшер или врач.
Поморщились слуги, но раз хозяин приказал, надо подчиняться.
Спустя минуту наш арендатор лежал в собственной комнате, в собственной кровати, на собственных подушках, под собственным одеялом и одурело смотрел на огонь в печи… «Неужели это был лишь тяжкий сон?»
Слуги ушли. Вошел хозяин и спросил:
— Ну, гость мой, не нужно ли вам чего-нибудь?
— Нет! — И он закрыл глаза.
Спустя мгновенье он их вновь открыл.
— Хозяин, я хочу вас кое о чем спросить, только не обижайтесь.
— Боже сохрани! — ответил тот со странной улыбкой. — Говорите все, что хотите. Нет у человека большего счастья, нежели сделать добро для своего ближнего.
Покряхтел нищий и спросил:
— Скажите, прошу вас: кто такой ваш жених и чем он занимается?
Хозяин, ничуть не удивляясь вопросу, ответил с той же улыбкой: он сын раввина, сам дока в талмуде и покладистый человек. Лучшего не сыщешь!
Нищий вытянулся в постели.
— Теперь мне можно умереть, — заявил он, и трепет пробежал по всему его телу.
— Нет, дорогой гость, — произнес, смеясь, хозяин. — У евреев не положено омрачать веселье… До смерти еще далеко. Вам просто холодно. Смотрите, что я делаю.
Он схватил со стула одежду гостя и бросил ее в огонь. Засаленная одежда сразу вспыхнула.