Еврейские литературные сказки

А дочь была певуньей,
Плясуньей да игруньей,
И оживляла дом
Задорным голоском.

Но для кого ей петь, кому?
Живет паук у них в дому —
Но, в думу погружен,
Молчит все время он.

Кровати две, да две хромых
Скамейки в комнатке у них.
Молчат они сам-друг —
И никого вокруг.

Четыре стенки с крышею,
Над ними понависшею —
Такой вот жалкий дом,
И жизнь такая в нем.

Под крышей той соломенной
По-над стрехой надломленной,
Был тесный чердачок,
Закрытый на крючок —

А там, врасплох захваченный,
Той дочкой одураченный,
Чертенок тосковал
И недоумевал:

Зачем он здесь да почему?
Все было невдомек ему.
Ведь он уж год почти
Сидел здесь взаперти.

Он звался Забывалкою,
И жизнью жил он жалкою:
Зевал он, чуть живой,
Качал он головой.

В пустом бочонке он сидел,
Без развлечений и без дел.
Дверь заперта на крюк,
И — никого вокруг.

Чертенок тот, шутенок тот,
Пузатый постреленок тот
Сидел так много дней
И стал еще жирней.

— Иди сюда, мой сладенький,
Кис-кис, кис-кис, мой гладенький!
Девчонка подойдет,
Чертенка позовет.

И на руки его берет,
И сразу смех ее берет,
И с ним одним она
Играет допоздна…

Отец везет по вечерам
Пивные бочки по дворам,
И думает о ней,
О доченьке своей.

И вдруг берет его испуг,
Тоска накатывает вдруг,
Измотан, утомлен,
Себя пытает он:

Что с дочкой его станется,
Когда одна останется,
Как в рост она пойдет,
А век его пройдет?

Как на дрожжах, растет она,
Красивей что ни год она —
В пивном котле она
Из пены рождена!

Пустые бочки тарахтят,
И, свету Божьему не рад,
В тоске невесть куда
Он едет, вот беда!

В кривом каком-то тупичке
Остановился он в тоске.
И там стоит, застыв,
От горя еле жив.

Но — пиво уж распродано,
Пора домой, пора давно.
И, мрачного мрачней,
Спешит он к дочке, к ней,

Домой, в домишко старенький,
В родную пивоваренку —
Домок в одно окно,
Не чиненный давно.

Усталый, измочаленный,
Хрипя уже отчаянно:
«Что будет с ней потом?»
Вошел к себе он в дом.

И — ни словечка сверх того,
И — ни прибавить ничего.
Мокры его глаза,
И в бороде слеза.

И голову повесил он,
Раздавлен и опустошен…
Лишь дочка старика
Развеселит слегка.

Она с улыбкой нежною
Затянет речь неспешную,
И за руку возьмет,
И скажет — «Ну-ка, вот…»

И — вверх, к стрехе надолмленной
Под крышею соломенной,
На тесный чердачок,
И, отперев крючок —

К тому бочонку, где сидел
Без развлечений и без дел
Чертенок-карапуз,
Рогат и толстопуз.

«Спускайся, толстопузенький,
По лесенке по узенькой.
Посмотрим-ка сейчас,
Чем ты потешишь нас!»

И в комнатушку с чердака
Слетел испуганный слегка
Чертенок-сосунок —
Да чуть не сбил их с ног!

И на полу пустился в пляс,
Как маленький волчок, вертясь,
Запрыгал он, шальной,
На ножке на одной!

Как будто мальчик-баловник,
Он кажет розовый язык,
И жару поддает,
И на руки встает,

И так вертится озорно,
Что уж в глазах у них темно,
И пятками блестит,
И склянкой тарахтит,

И в грудь стучит он кулачком,
И то поет он тенорком,
То кашлянет, чихнет,
То глазиком моргнет.

И так смешно резвился он,
Топтался он, кружился он,
Что тут пошел весь дом
От смеха ходуном.

Берет отца и дочку смех,
Паук танцует возле стрех,
И паутинки сеть
Вдруг начала блестеть,

И так домишко старенький,
Домишко-пивоваренка,
Домок в одно окно
Не хохотал давно,

Не хохотал так много зим
Старик-отец (и дочка с ним),
Что домик сторожил
И сам же в нем и жил.

С поры, рассказывают, той,
Как бы волшебною чертой
От грусти отделен
Их дом со всех сторон.

Ведь Забывалка в доме том
В бочонке все живет пустом,
И будет жить, пока…
До первого снежка!