Поэтому, отбирая истории, мы основывались не на количественных, а на качественных критериях. Каждая из историй помогает лучше понять еврейские нарративные традиции с литературной, культурной или исторической перспективы, что мы и попытались показать в комментариях к ним. Разумеется, существует много других, не менее значимых историй, которые могли бы проиллюстрировать иные аспекты еврейских нарративных традиций. Мы лишь хотели показать читателю разнообразие и творческую составляющую, присущие устной традиции ныне существующих в Израиле еврейских этнических групп.
Сказки в томах организованы по стандартному фольклористическому принципу — по жанрам. Легенды — это истории, которые претендуют на воспроизведение исторических событий; назидательные, или нравоучительные, истории повествуют о стандартах поведения; народные сказки — это выдуманные истории, которым ни рассказчик, ни слушатель не приписывают ни исторической, ни фактологической ценности; а юмористические истории, также выдуманные, должны вызывать смех. Хотя различные этнические группы могут иметь свои собственные категории и названия для различных жанров устного творчества, нам показалось адекватным в собрании, где представлено около тридцати различных еврейских этнических групп, пользоваться аналитическими категориями жанров народной литературы, таким образом предоставляя возможность для сопоставления различных нарративных традиций с точки зрения тематики и культурных особенностей.
Все эти истории явным образом еврейские, но у них есть аналоги в нарративных традициях в других культурах и на других языках. Фольклористика давно пытается ответить на вопрос, как сюжеты курсируют по всему земному шару, и пока не добилась в этом больших успехов. Есть многочисленные свидетельства того, что «еврейские» истории рассказывались ранее на других языках и другими народами. Евреи, вследствие постоянных переселений и мультилингвизма, сами были прекрасным «передатчиком» традиций. В некоторых случаях еврейские нарративные традиции сохранили более древние версии известных сюжетов, которые в других культурах фигурируют в уже модифицированной форме. Иногда еврейская нарративная традиция представляет более раннее, а может быть, и самое раннее свидетельство о циркуляции определенной темы в устной традиции.
В Европе запись народных сказок стимулировал романтизм. Изначально представление об устном народном творчестве в чем-то обусловило появление романтизма в философии и литературе, а романтические идеи, в свою очередь, подвигали собирателей записывать истории, которые рассказывали крестьяне и низшие классы — тот самый идеализированный «народ», — чтобы понять фундаментальные принципы, которые формируют культуру нации. С позиций романтизма народные истории, их герои со своими поступками, их ценности, темы и метафоры создают и выражают дух нации.
После спада интереса к романтизму и чуть ли не табуирования идей национализма во второй половине XX в. нации стали восприниматься как «воображаемые сообщества», а национальные движения как «переизобретенные сообщества» [9]. Из небольшой общины, проживавшей на восточном берегу Средиземного моря, евреи распространились по всему Средиземноморью, затем мигрировали в Европу, Азию и Северную Африку, а в Новое время — в Северную и Южную Америку, Австралию и Южную Африку. Воображаемые и переизобретенные связи между диаспорами создавались с помощью языка, религии, исторического и мифического прошлого. Но нарративы, собранные в ИФА и в этом издании, хотя и лишены полностью романтической идеологии, все же свидетельствуют о том, что народные устные традиции тяготеют к определенным темам. Это обусловлено схожим социальным опытом и повторяющимися отсылками к каноническим текстам, общими ритуалами, религиозными верованиями и наблюдениями, социальной организацией и системой ценностей, идей и практик. Сказки, которые рассказывали евреи, стали литературной, исторической и этнической манифестацией того факта, что, несмотря на многообразие идей и существование зачастую противоречащих друг другу течений, всех евреев объединяет некоторая общая литературная традиция, которая делает еврейские общины не воображаемыми сообществами, а сообществами с общим воображением.