Записано Ханной Пели, со слов ее отца Нахума Пелца из Закрочима, Польша, в 1963 г. в Тель-Авиве.
Культурный, исторический и литературный контекст
В различных версиях настоящей истории рассказчики защищают ряд приоритетных общественных ценностей, ставя щедрость выше благосостояния и учености. Первая считается основным постулатом иудаизма, на что указывает выражение, приписываемое Шимону Праведному, который сказал, что три столпа иудаизма — это «[изучение] Торы, служение Богу и дела милосердия» (Мишна, Авот 1:2). В данной сказке рассказчики меняют старый порядок, отводя «делам милосердия» место первой ценности иудаизма.
В еврейской традиции фольклорные сюжеты 550А «Только один брат оказывается благодарным» и 750D «Каждый из трех братьев получает от ангела то, что попросил» имеют три основных формы, которые представлены в письменных текстах XVII–XIX вв. и в устной традиции. Большинство рассказчиков — из средиземноморских стран и стран ислама, лишь несколько — из Восточной Европы. В данном случае рассказчик из Польши, в которой эта история получила широкую известность: в указателе польских народных сказок перечислено 25 ее версий. Из 36 версий в ИФА только еще одна имеет восточноевропейское происхождение (Белоруссия). Ср. со сказкой ИФА 8021, наст. т., № 51.
Мегас отмечает 67 аналогичных текстов в фольклорных архивах Афинской академии [1]. Версия Докинза завершается мотивом S268 «Ребенка приносят в жертву, чтобы добыть кровь для излечения друга» [2], из чего следует предположение, что тема жертвоприношения ребенка распространилась в Европу из Индии [3]. Данный мотив не встречается ни в одной еврейской и ни в одной египетской версии.
Основная форма сказки включает трех человек (братьев или друзей), каждый из которых получает дар от почитаемого или сверхъестественного персонажа. Обычно подразумевается или явно указывается Илия-пророк. Позднее даритель проверяет поведение людей и отбирает свой дар у двоих, которые не следуют его указаниям о благотворительности, гостеприимстве и «делах милосердия».
Три модели
Существуют три модели данного фольклорного сюжета в еврейский традиции. В первой даритель действует в роли свата, сводя каждого с женой по выбору. После проверки лишь наиболее скромный молодой человек и его жена оказываются гостеприимны и даже готовы к самопожертвованию. Настоящая сказка — единственная соответствующая этой модели версия в ИФА. Чета приносит в жертву собственный дом, чтобы излечить дарителя. Такой же завершающий эпизод используется в упомянутой выше греческой версии.
Тема испытания жены, характерная для данной модели, ранее встречается в еврейской и исламской традициях в истории о женах Измаила и их одобрении патриархом Авраамом. Данное повествование содержится в сборнике мидрашей VIII в. «Пирке де-рабби Элиезер» [4].
Во второй модели даритель подносит трем юношам волшебные предметы, которые позволяют им добиться своих целей — богатства, учености и семьи. В некоторых версиях даритель сводит молодого человека с женой непосредственно, без использования магии. Первое литературное свидетельство о данной модели содержится в персидской рукописи, которую М. Гастер относит к XVI–XVIII вв. [5]. Существует усеченная версия на идише; Гастер предполагает, что рассказ может быть дополнен пассажем из находящейся в его распоряжении рукописи [6].
В третьей модели даритель дает трем обедневшим людям волшебный предмет, который позволяет им вернуть свое прежнее положение — по крайней мере, на время. Эти трое — щедрый богач, ученый, продавший свои книги, и праведный богобоязненный еврей, сторонящийся своей склочной жены. Даритель оделяет их соответственно волшебной монетой, волшебной книгой и волшебным кольцом. Когда спустя какое-то время он приходит проверить их, оказывается, что только богобоязненный человек, чья жена исправилась, соответствовал критериям благотворительности, гостеприимства и «дел милосердия».
Нравоучительные сказки
Рассказчики в подобных историях используют персонажей, мотивы и функции, характерные для волшебных сказок, как их определяет Пропп («Морфология [волшебной] сказки»), преследуя этические и дидактические цели. В хасидском мире наиболее известным рассказчиком, следовавшим данному литературному принципу, был ребе Нахман из Брацлава (1772–1810), который включал в свои сказки аллегории и мистические значения. Тем не менее литературная традиция преобразования волшебных сказок в нравоучительные существовала и до ребе Нахмана, и она не ограничивается хасидской повествовательной традицией.