Женщина:
— Мой муж — благочестивый еврей, а не революционер; возможно, он сам не знал, что делал.
Дело было перед Пейсахом. Губернатор издал указ об освобождении Давида на время Пейсаха. Его жена тщательно подготовила сейдер, поскольку спустя полтора года Давид стал гостем в собственном доме.
У Давида был друг-христианин Томек, они позвали его, еще большего фанатика польского национального движения. Царская тайная полиция искала его по всей России; она знала, что Томек — опасный пропагандист.
В канун Пейсаха, когда семья Давида готовилась к сейдеру, Томек зашел в их дом. Он не знал, куда идти. Он был голоден и устал скрываться от ищеек.
Мелодия «Хад гадья» наполнила пространство, когда внезапно вся семья побледнела как смерть: кто-то стучал в дверь. По звуку было понятно, что стучат полицейские.
У Давида была бумага с официальными печатями, в которой говорилось, что ему разрешено находиться дома восемь дней праздника. После он должен был самостоятельно вернуться в тюрьму в Шероцке. Но как быть с гоем Томеком — что с ним делать?
У Давида появилась идея. Он достал свой праздничный китл и надел его на Томека. Потребовалось некоторое время, так как китл пришлось искать. Тем временем жена Давида вышла к двери. Там стояли солдаты, казаки и черкесы. Она попросила их подождать, так как запрещено прерывать «Хад гадью» на середине… В соседней комнате все громко распевали длинные стихи «Хад гадьи», пока Томек превращался в человека, в котором было не узнать христианина.
Солдаты стали кричать. Им нужно было проверить, дома ли Давид; они должны были зайти и увидеть его собственными глазами. Но в доме продолжали выводить «Хад гадья».
— Что за длинная у вас «Хад гадья»? — спросили солдаты по-русски.
Когда Томек-гой был готов, они перестали петь «Хад гадью» и перешли к «Эхад ми йодеа» — «Кто знает одного». Тогда жена Давида пропустила солдат в комнату, где проводили сейдер.
Давид показал документы, и все, казалось, было в порядке. Но один солдат уставился на Томека, который все время раскачивался туда-сюда, как благочестивый еврей, в белом китле и шляпе на русой голове.
— Что это за набожный еврей без бороды? — громко спросил он по-русски.
Давид спас ситуацию:
— Мой брат только что перенес тиф, его борода полностью вылезла.
Тем временем члены семьи до краев наполнили стаканы водкой для непрошеных гостей. Те съели кнейдлех1 и, пошатываясь, покинули дом.
Длинная «Хад гадья» спасла двух товарищей.
Рассказано на идише Розой Либерман из Бендзина, Польша, Моше Бурту в 1966 г. в Хайфе.
Культурный, исторический и литературный контекст
Национальный подъем в Польше
В основе данной сказки лежат исторические события — польское национальное восстание против царской России в 1904–1907 гг., в котором принимали участие некоторые евреи. Спровоцированная набором новобранцев в российскую армию в рамках мобилизации на русско-японскую войну Польская социалистическая партия (ППС) организовала антивоенные демонстрации. 12 ноября 1904 г. варшавская полиция арестовала 20 евреев, собравшихся для подготовки протеста. Бендзин, место действия сказки, был административным центром урбанизированного и промышленно развитого Домбровского угольного бассейна. В то время там проходили демонстрации и забастовки, в которых участвовали евреи, и, вероятно, некоторые евреи были арестованы наряду с другими революционерами-националиста-ми. Историческая точность данного эпизода не поддается проверке, однако общая атмосфера в стране в тот период не исключает возможности подобного случая.
Среди польских политических лидеров в рассказе упоминается Юзеф Пилсудский (1867–1935). Польский националист, он сначала был участником польского социалистического подполья, затем военным командиром, собравшим политические и военные силы в Польше в межвоенный период и фактически ставшим диктатором (1926–1935). После Первой мировой войны (1918–1922) он достиг карьерного пика, одновременно являясь главой Польской республики и командующим вооруженными силами страны. Как центральный персонаж польского национального движения и дальнейших политических событий, Пилсудский вызывал обширную критику.
Песни
Чтобы усилить драматизм ситуации, когда полиция разыскивает польского националиста, в рассказе используются две песни, которые поют в конце седера: «Эхад ми йодеа» («Кто знает один?»; фольклорный сюжет 2010 «Эхад ми йодеа» и «Хад гадья» («Один козленок»; вариант фольклорного сюжета 2030 «Старуха и ее свинья»). Обе допускают импровизационное развитие. Выбор последней песни с целью задержать полицию вносит юмористическую нотку в рассказ, так как на еврейском сленге (идиш) «Хад гадья» означает тюрьму.